полу и все хватала, и не обращать на нее внимания было легко. Боди, как обычно, был чем-то недоволен – по крайней мере, так казалось. Он понуро смотрел на мать так, словно та не имела права на новое счастье, не заслуживала его, словно он ревновал ее, и это так туго стискивало Блю грудь, что она не могла определить, какие чувства принадлежат ей самой, какие принадлежат Боди, а какие – если такие есть – их матери.
Других детей в ее жизни было мало. Блюбелл Гайя Форд не ходила в школу и не имела школьных друзей. Бриджет заявляла, что девочка обучается на дому, что так поступают многие родители, которые таким образом освобождают своих детей от оков государственных образовательных учреждений. Блю смотрела по телевизору детские программы «Улица Сезам» и «Играем вместе». В доме были книги по гаданию на хрустальном шаре, изготовлению фигурных свечей, хиромантии, и именно по ним Бриджет учила дочь читать; основы арифметики постигались с помощью рунических камней, разложенных на круглом кухонном столе. Девлин обучал Блю картам Таро в комнате с бархатными шторами, и девочка начала связывать аромат кофе, тостов и горячего молока с алфавитом, а ударяющие в голову запахи сандалового дерева и жасмина – с фокусами.
Сначала Блю внимательно присматривалась к Девлину, точно так же как прежде следила за настроениями своей матери, но она не стремилась отслеживать изменения психического состояния мистика; она пыталась узнать какие-нибудь страшные тайны о человеке, который украл у нее мать. Блю пыталась найти дыры в этих новых отношениях, какие-либо скверные черты в характере Девлина, причины, по которым Бриджет нужно будет немедленно уйти от него и возвратиться вместе с Блю в убогую, грязную квартиру в центре Престона.
Но ничего не находила. Даже когда она прикасалась к колоде Таро вслед за своим отчимом, ей удавалось уловить лишь теплое чувство удовлетворения, приправленное корицей, и пару-тройку раз, когда она правильно называла значение какой-то карты или ее место в арканах[22], гордость. Блю не знала, как ей относиться к этим чувствам.
Хуже того, что теперь ей приходилось делить свою мать с Девлином, было то, что тот делал Бриджет счастливой так, как это никогда не удавалось Блю, как бы она ни старалась, со всеми своими дарами и способностями. Блю ощущала счастье матери в каждом прикосновении и поцелуе на ночь, ощущала радость, крепко привязанную к другому человеку.
Девлин не был злым человеком, однако Блю жаждала этого, и вызванное этим желанием чувство вины терзало и мучило ее. Всякий раз, когда Девлин целовал Бриджет, Боди хмурился еще больше, а когда он занимался с Блю в своей комнате, Арла сидела в углу и плакала.
Блю пробовала играть с детьми, живущими по соседству, к чему ее подталкивал скорее Девлин, чем мать. В хорошую погоду, когда Блю заканчивала заниматься, дети как раз возвращались домой из школы, и ее буквально выпихивали на улицу. Блю стояла в стороне, глядя на то, как дети играют в классики или бегают по глубоким лощинам, разрезающим склон между стоящими на террасах домами. Боди и Арла не присоединялись к ней, что, пожалуй, было лучшим во всей этой ситуации. Блю никогда не приглашали на чай, а детям, которых звала к себе ее мать, никогда не разрешалось заходить в дом (родители запрещали им проходить дальше калитки), но по крайней мере в хорошую погоду она могла наблюдать за их играми со стороны.
В плохую погоду, когда дождь загонял всех по домам или лед превращал беготню в опасное занятие, Блю садилась у окна, тасовала колоду и гадала, какую карту выберет какой ребенок. Паж Жезлов (перевернутый)[23] – для Леви, который украдкой щипал свою младшую сестру, когда, как ему казалось, никто не смотрит, а если та заливалась слезами, сваливал все на собаку. Невинная, немыслимо безнадежная Шестерка Кубков[24], перевернутая, для Розанны. Когда игры надоедали ей, она заводила разговоры с клиентами Девлина.
Когда Блю было девять лет, пришел мужчина в годах; что было очень странно, поскольку к Девлину обращались преимущественно женщины. Мужчина был худой и высокий, с копной седых вьющихся волос и темной кожей, покрытой белыми пятнами. Он ходил, опираясь на палочку, и говорил с акцентом, в котором чувствовался запах клевера, выделанной кожи и табака.
– Меня зовут Джекоб, – представился мужчина и, достав из кармана бумажный пакет, протянул его Блю. – По телефону мистер Чародей сказал, что у него есть дочь.
В пакете обитали конфеты, в черную и белую полоску, в прозрачной обертке, с сильным запахом мяты, и когда Джекоб предложил Блю взять несколько штук, та так и сделала.
Боди наблюдал за этим с крыльца; его детское лицо скривилось от возмущения этой несправедливостью.
– Спасибо, – поблагодарила Джекоба Блю и, отправив конфету в рот, обернулась к брату.
Ее язык почувствовал сладкий вкус сахара, в ноздри ударил аромат перечной мяты, но тут в горле у нее застряло терпкое зловоние тухлого мяса. Раздираясь между отвращением и стремлением быть вежливой, Блю застыла, зажимая конфету зубами, стараясь удержать ее подальше от языка и борясь с тошнотворным позывом. Боди злорадно ухмыльнулся.
Положив руку Блю на голову, Джекоб взъерошил ей волосы кончиками пальцев. Ужас, вызванный коварным поступком Боди, разочарование по поводу обманутых ожиданий насчет конфеты, и это прикосновение, прикосновение к голове, оказались чересчур сильным потрясением.
Резко отпрянув назад, Блю ударилась затылком о столешницу. Конфета выпала у нее изо рта, и она не стала ее поднимать. Она принялась растирать ушибленное место, и тут прибежала мать.
Бедняга старик извинился и спросил у Блю, сильно ли она ударилась, а та вынуждена была ответить:
– Все в порядке, просто я вздрогнула от неожиданности, только и всего.
Мать решила, что она здорово ударилась головой, однако Блю растирала затылок не из-за ушиба, а из-за прикосновения.
Такое происходило не со всеми. Мать неизменно действовала на нее только так, ее чувства были настолько сильными, что Блю не могла заглянуть сквозь них и увидеть исходную причину. А вот когда к ней прикасались во время игры в салки дети на улице, Блю ощущала лишь их восторженное возбуждение, словно адреналин игры был заразителен.
Лишь однажды это явилось для нее шоком, и это случилось с Розанной, пухленькой светловолосой девочкой, живущей напротив. Ее мать работала в вечернюю смену в супермаркете в городе, а отец постоянно был в домашнем халате, с приклеенной к руке банкой выпивки, и почти не выходил из дома.
– Что это у тебя с лицом? – как-то спросила у нее Блю. Розанна два дня не ходила в школу, и сейчас щеки у нее были
