много учится, но и отдыхать тоже нужно. Пусть высыпается.
— Хорошо, как пожелаете. Через двадцать минут буду ожидать вашего появления в столовой.
Пристегнув к одному ошейнику яркий красный поводок, я с сомнением взглянула на Годзиллу, что уже начал своими размерами подтверждать кличку, и на тонкий ремешок, который навряд ли бы выдержал внезапный порыв цербера. Казалось, моё сомнение разделял и сам щенок, переводя неуверенный взгляд со своего нового аксессуара на мою руку. Мы, стараясь не шуметь, тихо миновали коридор, после чего кубарем слетели с лестницы, где мне повезло лишь с тем, что упала я на мягкого цербера. От ещё нескольких ступеней не осталось и следа.
— Эффектное появление, — насмешливо произнес Тестис, поднимая меня на ноги и отмахиваясь от рычащего Годзиллы, — но женщины должны нести любовь, а не разрушения.
Не скрывая удивления, я беззастенчиво осмотрела полупрозрачный красный халат, в котором инкуб вот уж второй день убирался в доме. На безупречном хрупком теле не было ни единого волоса, и, думаю, Тестис стал бы предметом открытой зависти всех тех, кто так усердно избавляет себя от «тяжелой» ноши эпиляциями. Поймав мой взгляд, демон игриво изогнул бровь, нарушая все дозволенные границы личного пространства и устраивая свою руку на моей талии.
— Руку опусти.
— Я её даже не поднимал…
— Ещё бы ты руку на меня поднял.
— Ева, о чем ты! У настоящего мужчины на женщину поднимается совсем не рука! — завилял он из стороны в сторону своим тонким хвостом, на кончик которого я без промедления наступила. Тестис тихонько взвыл, отскакивая в сторону. Безусловно, в его появлении в этом доме были и минусы, которые проявлялись не только в надоедливых приставаниях, но и в суккубах, что уже блуждали по лужайке перед домом.
Эти голые дамочки, как в прекрасном сне одинокого мужчины, решили последовать за своим предводителем, оккупировав при этом наш и без того хлипкий дворик. И, оказавшись посреди пляжа для нудистов, я старательно смотрела на горизонт, игнорируя сомнительные комплименты и заигрывания тех, кому, видимо, пол был не важен. Гулять среди толпы голых женщин оказалось тяжело даже для меня, поэтому, когда сил видеть чужие достоинства не осталось, я спокойно спустила цербера с поводка.
Наш завтрак проходил под женские испуганные крики и собачий лай. Обозлившийся Годзилла прилежно исполнял роль сторожевого пса, и мимо окна столовой то и дело бежали обнаженные тела, часть из которых не скупилась на нецензурную лексику, суть которой заключалась в пожелании церберу лишиться того, что делает его мальчиком.
— Очень вкусно, — спокойно произнес Тестис, отрезая от омлета очередной кусок, — давно так хорошо не ел.
— А это ничего, — махнула я вилкой в ту сторону, где одна из демониц старательно лезла на дерево, сверкая всем, что было ей дано от природы, — что твои дамы там страдают?
Инкуб обернулся, но лишь за тем, чтобы безучастно взглянуть на творящиеся во дворе содом и гоморру.
— Многие суккубы не имеют собственного мнения и желают лишь предаваться страсти днями напролет. С ними очень скоро становится скучно…
— Да-да, это я уже слышала. Но есть же и те, кому, как и тебе, со временем это надоедает?
— Конечно, как правило, это те, кто уже долго живет в Аду.
Мы продолжили завтракать, и, когда звуки за окном стихли, разошлись по делам, чтобы встретиться в обед. Довольный цербер победоносно принес в зубах чей-то рог, и я, брезгливо убрав тот в сторону, всё же решилась похвалить Годзиллу за проделанный труд. Надеюсь, что ныне наш двор будет пустым, ведь, натравливая цербера на демонов, я почему-то не чувствовала себя виноватой и словно бы даже делала благое дело.
Весь день я провела в библиотеке и покинула её лишь тогда, когда заболели глаза. К этому времени небо наполнилось сочными красными и оранжевыми цветами, впустив в свои объятия воронов и проснувшихся летучих мышей. Мы договорились с Пурсоном встретиться в саду, и я вышла на улицу, зная, что на лавке уже непременно стоят две чашки чая с медовыми пирожными. Мальчик радостно помахал мне рукой, и я ответила ему улыбкой, садясь рядом. Он нетерпеливо всунул в мои руки золотую табличку, на которой было выгравировано одно большое предложение.
— Что это?
— Это предсказание! — ответил он с блеском в глазах, хотя, возможно, отблеск таблички попросту падал ему на лицо. — У нас в Аду живет очень старый и мудрый демон, которому раз в пятьсот лет снисходит будущее! И тогда он пускает в свет пророчество на золоте.
— Его видения всегда безошибочны?
— Да! Он многое видит в один день и многое пытается запомнить, но, по его словам, облики будущего очень скользкие и ему трудно запомнить всё. Но то, что он запоминал и говорил, сбывалось.
Я опустила глаза на табличку, вчитываясь в написанное: «И придет Император не из мира нашего, и будет он демоном великим и всесильным, и сядет он на трон пламенный в возрасте юном, и будет держать в руке оружие великое, сердцу дорогое…». Звучит довольно поэтично, если не романтично, и уж точно нельзя сказать, что написал это прорицание демон из Преисподней. Но Пурсон нетерпеливо вилял хвостом, и я уже знала, что он хочет от меня услышать.
— Ты, между прочим, подходишь под данные характеристики, — не совсем уверенно произнесла я, но попала прямо в цель. Владыка вскочил на ноги, раскрасневшись от раздирающего воодушевления.
— Ты ведь тоже так думаешь? Это ведь я! Это обо мне!
— Но здесь говорится о каком-то оружии…
— Я думаю, это решаемая проблема. Куда важнее то, что есть демоны, считающие будто они — следующие Императоры. Им не тягаться со мной! В конце концов, трон мог бы по наследству достаться мне, если бы отец оставил своё последнее слово! И я бы постарался его сохранить, уж сил у меня много.
— Этот Асмодей…Он говорил что-то о кандидатах. Но сам он юным не выглядит, — сказала я, спеша своими словами остудить пыл Пурсона. Если он вознамерится заявить о себе, как о кандидате, мы можем привлечь слишком много ненужного внимания, которое мне точно не к чему.
— Никто не смотрит на возраст, потому что считают количественные данные заведомо неверными. Эти кандидаты уверены, что пришли из другого мира только потому, что переродились, а значит, именно их появление и предсказано. Но, признаться, я удивлен, что Асмодей согласился поучаствовать в этой борьбе…
— Почему? Он показался мне очень самоуверенным.
— Да, на самом деле так и есть. Но пост Императора его никогда не интересовал. Наверное, ему действительно стало слишком скучно…Хаурес
