оружием и патронами и об арестованном ею же человеке, возникшем из ниоткуда — из одного ряда. И что, связав их воедино — мы можем выдвигать какие-то версии.
Крапивин пожал плечами.
— Как-то всё очень зыбко… Ну ладно, разбившийся микроавтобус — тут всё вроде понятно, кто-то нанял словацких цыган для перевозки оружия, они его не довезли и вместе с ним свалились в овраг, тут версии — кто это сделал и зачем — строить можно. По фальшивому человеку… Ладно, его можно приплюсовать к этой машине — и тогда версии обретают какую-то определенность. Но вот ваш погибший полковник? Убей меня Бог, если я понимаю, как его к этим двум фактам можно привязать! Максим Владимирович, у вас есть какие-нибудь мысли?
Генерал отрицательно покачал головой.
— Мыслей пока нет. Пока есть только чувство, что все эти происшествия — звенья одной цепи. Интуиция. Что-то, ты понимаешь, подсказывает мне, что вся эта, — генерал кивнул на листок с донесением Яворника, — катавасия в словацком сонном захолустье — неспроста. И что Лайош Темешвари обнаружил какой-то опасный нарыв, связанный с оной катавасией — который захотел с нашей помощью вскрыть. У него это не получилось — гниды, лелеющие этот нарыв, убили его — но следы от всего этого остались. И следы весьма отчётливые! — Генерал встал из-за стола, прошёл к окну, глянул, как во дворе охранники внешнего периметра выпроваживают очередного коммивояжера с чаем и канцелярскими принадлежностями — и продолжил: — Что-то там готовится, это ясно. И главные вопросы, на которые нам нужны ответы — это что именно, где именно и кем именно. Получив ответы на эти вопросы, мы решим, что с этой информацией нам делать. Когда мы эти ответы получим? — Генерал повернулся к своему заму: — Как думаешь, Левченко?
— Точно не скажу, Максим Владимирович. Но очень надеюсь — что не позднее послезавтрашнего утра. Наш парень след взял — а в этом случае, как вы знаете, его с него очень трудно сбить…
* * *
До площади Октогон Одиссей решил ехать на общественном транспорте — и в толпе, в случае чего, можно затеряться, и по Будапешту в разгар рабочего дня на «жигуляке» не придется крутиться — со здешним-то плотным трафиком. И посему, сев на трамвай, благополучно доехал до станции метро «Хатар ут», подивился на здешнюю простоту нравов (бомжи устроили себе ночлежку прямо в подземном переходе, постелив матрацы у стен — и никакая полиция их отсюда не гнала. Демократия!), и, дойдя до касс у входа в метрополитен, купил единый проездной билет на трое суток на все виды муниципального транспорта — подумав про себя, что подобный проездной весьма упрощает жизнь иностранцу в чужом городе и неплохо было бы убедить минские власти ввести подобный порядок проезда на общественном транспорте в подведомственном городе.
Пересев на станции «Деак тер» с «настоящей» линии метро на «игрушечную» (построенную ещё в конце XIX века и более напоминающую подземный трамвай, нежели метро), Одиссей довольно быстро доехал до площади Октогон — названной так в честь того, что в плане она представляет собой восьмиугольник. Довольно легко найдя здание с рекламой «Ролекса», Одиссей глянул на часы — до оговоренного времени оставалось ещё десять минут — и, не спеша, двинулся к месту рандеву.
Неведомый ему Карой Биро прибыл на встречу минута в минуту — и оказался именно таким, каким его себе Одиссей и представлял: пожилым сухопарым педантом в тёмных, идеально выглаженных, брюках и светлом льняном пиджаке, рубашке с галстуком и отменно начищенных туфлях. Некую небрежность будапештцев в отношении обуви Одиссей заметил сразу по приезду — обувь здесь надраивать до блеска вообще вышло из моды, да и чистить более-менее тщательно её тоже никто не стремился — и сверкающие туфли урама Биро приятно радовали глаз.
— Здравствуйте, господин Биро! — Одиссей решил, что не будет мучить слух собеседника своим скверным венгерским, раз уж тот так хорошо говорит на великом и могучем.
— Здравствуйте. — В голосе его собеседника что-то не чувствовалось никакой приветливости. Хм, однако…
— Я сегодня около полудня узнал неприятную новость. Считаю необходимым…
Собеседник оборвал его — довольно, на взгляд Одиссея, нетактично.
— Да, я знаю. Корват Михай мне звонил ещё утром. Его сын служит в полиции. Они обнаружили тело Лайоша около полуночи. — Мгновение помолчав, невежливый господин Биро сухо бросил: — У вас есть ко мне ещё какие-то вопросы?
Да-а-а, а с этим стариканом, по ходу, каши не сваришь… Но попробовать всё же надо. Он в настоящий момент — единственная ниточка, которая может привести его к ответу на вопрос, за что всё-таки Лайоша Темешвари лишили жизни — причем столь изощрённо жестоко…
— Есть. Я приехал из Москвы. Мои друзья просили найти урама Темешвари и передать ему привет. Но поскольку он трагически погиб — может быть, вы знаете, по какой причине его убили? К тому же перед смертью его пытали — вам не кажется, что это — чересчур?
Господин Биро молча посмотрел на Одиссея, огляделся по сторонам — и проронил вполголоса:
— Как зовут вашего начальника?
Одиссей немного растерялся, но быстро сориентировался:
— Максим Владимирович.
Биро кивнул.
— Я понял. Вы сюда прибыли по службе. — Помолчав, он добавил: — Я всегда предупреждал Лаци, чтобы он перестал играть в эти свои дурацкие игры. Достаточно уже того, что он получил десять лет тюрьмы за то, что не захотел рассказать новым властям… кое-какие детали своей прежней службы. Жизнь, кажется, его научила — так нет, он опять ввязался в какие-то шпионские дела. Имейте в виду, молодой человек — я к его тайной жизни никакого отношения не имею, с девяносто первого года я в отставке и тогда же покончил со всякими сомнительными делами… Я говорил ему — «ты старик, зачем тебе всё это?». Но он меня не слушал. Как результат — он лежит в морге Дёндёша, хотя мог прожить ещё лет двадцать… Вот что, молодой человек, — Одиссей про себя присвистнул — ни фига себе «молодой человек», в сорок два года! — но вслух возражать не стал. — Не надейтесь, что я вам что-то смогу подсказать. После того, как нас уволили со службы — я решил, что более ни в какие шпионские игры играть не буду. В данный момент я работаю юрисконсультом в общественной организации «Справедливая Венгрия». Меня вполне устраивает эта моя работа, и ни в какие дела Лаци я не лез. Кстати, он приезжал ко мне по исключительно легальному делу — он хотел баллотироваться на пост мэра Дёндёштарьяна, ему мешала судимость,
