принять? – попытался было Эммануил Спиридонович сагитировать на свою сторону Котофея с Клубковым, преданно глядя в их глаза.
– Нетушки, благодарю покорно. Почивать, почивать и ещё раз почивать, заботливый вы наш. – запротестовал Котофей и без сил плюхнулся на скамейку под раскидистой ивой.
– Мы будем спать и видеть сны. – пробурчал Клубков.
– Мы будем спать и видеть сны, – огорчённо вздохнул Форштейн. – Скончаться. Сном забыться. Уснуть и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся… – продекламировал он, комментируя ответ Клубкова.
– Стишки пописываете? – зевнув, поинтересовался кот.
– Сие творение не моё. Его Шекспир пописывал. – ответил Эммануил, с грустью глядя в вечернее небо. – Шекспир пописа́л, а я прочитал. Страдаю классикой. Классический страдалец, отверженный скиталец.
– Хронический страдалец. – язвительно прошептал Котофей.
– Ну что ж. Почивать так почивать. Спокойной ночи, всей честной компании.
Глава 7
Катя
Он случайно повстречался с ней на городском ромашовском кладбище через два года после смерти своих родителей. Ему нравилось бывать здесь. Нравилась эта тишина, молчание окружавших его могил, звон церковного колокола, батюшка в рясе беседующий о чём-то с неистово крестящимися и кланяющимися бабушками в платочках на территории огороженного кованным забором внутреннего двора. Да и памятник его родителям был самым лучшим по сравнению с однообразными современными прямоугольными чёрными плитами или советскими бежевыми со скруглёнными углами вершин. Могилу же его родителей украшали два белоснежных бюста глядящие куда-то в небо. На лбу отца красовались очки, а у мамы на ушах старые любимые наушники через которые она слушала музыку на старом кассетном плэйере.
Он сам смутно помнил ту аварию, а бабушка рассказывала, что они вот так вот и погибли: он в очках на лбу и с улыбкой, а она – в наушниках.
– Лётчики? – постоянно спрашивали его или бабушку проходящие мимо редкие прохожие.
– В машине погибли… – отвечал он, когда был один, не отрицая «легенду о двух лётчиках».
– На полном ходу и в овраг. – утирая слезу, говорила бабушка, оказываясь на клабдище одна.
Всё, что его здесь окружало, казалось было пропитано какой-то невероятной простотой и силой, питающей его душу и прогоняющей тоску и печаль. Хотя, откуда сила на кладбище?
– Вампиром я что ли был в прошлой жизни или монахом изгнанным из буддийского храма? – шептал он как-то себе под нос, рисуя карандашом наброски и интересные фразы, приходящие на ум.
В последнее время его тянуло рисовать и записывать неожиданные интересные мысли, спонтанно возникающие в голове. Вот и сейчас он делал наброски летящих комет, странных животных под ними и невиданных деревьев.
– Художник?
– Что? – от неожиданности он вздрогнул и, слегка подпрыгнув на скамеечке, выронил карандаш.
– Что рисуешь?
Пытаясь схватить карандаш, слишком резко поддел его пальцем и тот упал со скамейки на землю.
– Ха-ха-ха! Прямо как потерявшийся котёнок! – раздался за спиной чей-то весёлый звонкий голосок.
– Где котёнок? – он обернулся и увидел перед собой девчонку лет пятнадцати в лёгком летнем платьице.
– Ты подпрыгнул как котёнок к которому подкрались.
– Какой котёнок? – не понимающе спросил он, вращая головой в поисках сиротливо мяукающего пушистого комочка.
– Так ты котёнок или художник? – весело спросила она.
– А? Нет. Я просто рисую.
– А я – Кошечка.
– Что?
– Кошечкина. Это моя фамилия. Можно просто – Кошечка или Катя. А ты кто?
– Белкин.
– Бельчонок?
– Белкин. – строго повторил он свою фамилию.
– Точно Белкин? Не Белочкин? Не Матроскин? – повторила она с улыбкой.
– Точно Белкин.
– Родители? – она кивнула в сторону надгробной плиты.
– Да. Родители…
– Никогда никого не видела на их могиле. Они лётчики?
– В машине погибли…
– Живёшь рядом? Один навещаешь?
– С бабушкой иногда приезжаю. На Пасху, на годовщину и когда всё достало… А ты где живёшь?
– Здесь.
– Как? Прямо здесь? – он непонимающе взглянул на неё, глупо тыкая пальцами в могилы. – Вот тут?
– Конечно в могиле жить очень здорово. – ответила она, весело смеясь. – Не надо платить за капремонт и содержание жилья, но на самом деле я живу рядом возле кладбища в избушке бывшего кладбищенского сторожа, но когда все достают, то я временно переселяюсь в одну бесплатную дальнюю и вросшую в землю могилку коллежского асессора.
– А почему к нему?
– Потому что он тихий, спокойный и ещё меня вампи-и-иры из платных могил прогоняю-ю-ю-т. – ответила она скорчив страшную гримасу и, грозно подняв свои руки с растопыренными пальцами, снова весело захохотала. – Странный ты… Пошли?
– Куда?
– К коллежскому асессору, который наполовину в землю врос… Или боишься?
– Я? Боюсь? С чего вдруг? – расхрабился Андрей, расправив плечи.
Минут через пять они оказались у окраины кладбища.
– Видишь памятник без головы? Красивый был бюст как у твоих родителей, но год назад вон оттуда дерево упало и оградки сплющило вон там и тут и голову снесло. Вон она в траве валяется. Видишь? Дерево недавно распилили и вывезли, а пень вон там стоит. Огромный. Хочешь посмотреть?
– Не хочу. – ответил он, представляя как будет хромать и вилять в узком проходе могил.
– Тогда пошли. – и она двинулась вперёд.
Вздохнув, он пошёл за ней.
Узкими и заросшими проходами между могил они пробрались к большому пню метра два в диаметре с пустотой в сердцевине.
– Сгнил и упал от ветра. – сказала Катя. – Как человек… Заболел и умер… Там кто-то жил внутри ствола…
– Кто?
– Не знаю. Я так думаю… А на тот памятник никто теперь голову обратно не поставит…
– Почему?
– Потому что те, кто за ним ухаживает уже умерли. Наверное… – она, внезапно обернувшись, посмотрела на него. – Вот так вот уйдёшь неожиданно и некому будет головы твоих на место приклеить…
Ему показалось, что эти слова она произнесла с каким-то неуловимым потусторонним смыслом, блеснув глазами.
«Уйдёшь… Почему она сказала «уйдёшь», а не «умрёшь»? – подумал он, передёрнув плечами. – Скорей бы эта кладбищенская экскурсия закончилась… Жуть какая-то…»
– Вот она.
Андрей, задумавшись, остановился лишь уткнувшись в спину Кати. Отойдя в сторону, он увидел кладбищенскую плиту с надписью на дореволюционном русском языке о том, что тут погребён коллежский асессор… Далее по идее должны были быть написаны его имя и даты жизни, но они оказались скрыты под землёй, так как плита своей второй половиной провалилась вглубь.
– Мне кажется, что она просела от того, что под ней секретный тоннель… Секретный и невидимый, но только для своих, для мёртвых… Веришь?
– Не знаю… – он отшатнулся от её хищного взгляда.
– А за ним ещё интересные надписи на других могилах, но чтобы к ним подойти надо по этой плите асессора пройти потому, что она проход между могилками закрывает. Пройдём? – она с
