— Я знаю, вы помогаете людям начать жизнь с чистого листа! — понизила голос до шепота она. — У меня непростая ситуация! Мой муж, он криминальный авторитет, ныне легализованный бизнесмен, но весь его бизнес-это прикрытие! Когда мы женились, я любила его! Родила ему двоих детей и лишь потом поняла, что живу с садистом! У него начались необоснованные вспышки гнева! Мог избить меня, ударить детей! Сейчас это просто стало невыносимо, у него другая! Я знаю, что скоро он меня выкинет из своей жизни! Детей, я не получу! И вообще вряд ли останусь жива, так, как много знаю! Прошу вас, помогите мне!
Я забарабанил пальцами по столу.
— Видите ли, Нина! Ваша ситуация, конечно, решаема, но у вас дети! Я не берусь за детей никогда!
Красивые глаза Нины тут же наполнились слезами.
— Я прошу вас! Дети мое все! У меня нет никого! Родители всегда пили, я им не нужна!
Молча отпил виски. Опять тема пьющих родителей, она словно преследует меня, превращая мою жизнь в ад. Как все-таки страшно, черт возьми, когда ты один и никому не нужен. Когда за тебя некому заступиться, и не к кому прийти, просто поделиться, что у тебя на душе.
— Я прошу вас, Отшельник!
Посмотрел в ее глаза.
— Кто ваш муж?
— Лиман! Иван Лиманов!
Цокнул языком. Земля оказывается круглая, вертится так интересно. Лиман. Ванька Лиман, с которым мы когда-то мотали срок. Безбашенный серьезный парень, многие боялись с ним связываться.
— Я попробую вам помочь, Нина, но вы должны мне обещать, что обратной дороги не будет, и вам надо крепко держать язык за зубами!
Нина тут же перекрестилась.
— Только помогите мне, прошу! Я сделаю все, я обещаю!
Молча кивнул и посмотрел в панорамное окно, выходящее на набережную. Мысли об Ангелине не давали сосредоточиться на работе, я до сих ор видел, как слезы текут по ее щекам и ощущал в груди всю ее боль, непосредственно, как свою.
[АНГЕЛИНА]
Встав с тяжелой разбитой головой, пошла на кухню. Сделав себе чай, забралась с ногами на стул, и уставилась в окно. Глубокая ночь. Можно философствовать, думать о своем, переживать свою боль. А ее у меня было много.
— Ты хочешь сказать все деньги Ляльке пойдут?
Я едва не облилась. Удивленно огляделась и заметила, что окно приоткрыто, а мама с бабушкой курят на летней веранде.
— Ляля добрая, она поделится с нами! — мама, затянувшись сигаретой, присела за стол.
А я слезла со стула и встала у стены так, чтобы меня не было видно.
— Деньги портят людей! — не унималась никак бабушка. — А что, если правда всплывет? Что тогда, Лада?
— Мама прекрати! Прошу! Ничего не всплывет! Столько лет не всплывала! Ты только молчи пожалуйста об этом, умоляю тебя и все будет хорошо!
— Ничего хорошего, Лада не будет! Девка, узнав, что не родная нам, хрен нам что даст!
У меня внезапно стали ватными ноги. Странное чувство, но я не могла двигаться. И руки, и ноги словно окаменели.
— Мама, как ты могла! Там, где-то с этой тварью Анжелой, растет наша девочка! Моя дочь! А я воспитываю ее отродье! Вдруг они бьют ее! Что ты натворила!
— Я хотела, как лучше, чтобы наша девочка росла и ни в чем не нуждалась! Уверена, у нее все есть, и никто ее не бьет, а любят ее! — с грустью в голосе произнесла бабушка.
С трудом отошла от стены. Не выпуская из рук чашку с чаем, дошла до комнаты. Все, как на автомате, с отчаянной болью в груди. Сомнений быть больше не могло, речь шла обо мне. Я не родная, я чужая. Подкидыш. Нас подменили. Там, где-то растет моя сестра и у нее все хорошо, а меня ненавидят, потому что, я никто. Чужая, приемная дочь. Вот и весь секрет ненависти бабушки и мамы ко мне. Странно, но слез совсем не было. Просто грудь сдавило, просто отчаяние росло с каждой секундой, показывая мне кто я. Да никто. Я никому не нужна и никогда не была нужна. Бабушка подменила меня в роддоме. От этой мысли становилось невыносимо горько, я не знала, что мне делать, куда мне деться, но с ними несмотря ни на что, больше оставаться не могла. Меня предали, вот за что меня так ненавидят. На цыпочках вышла из комнаты, пройдя на кухню. С веранды не доносились голоса, там больше никого не было. Бабушка и мама ушли. Быстро влезла на подоконник, и спрыгнув с него, понеслась к воротам. В ушах свистел ветер, а глаза застилали предательские слезы. Все кончено. Собаки? Да плевать на них. Люди, особенно близкие мне, оказались гораздо хуже собак. Подошла к дырке в заборе и перекрестилась, что будет то будет, но здесь, я больше не смогу оставаться ни физически, ни морально. Осторожно отодвинув доски, опустилась на корточки и пролезла, благо никогда не отличалась лишним весом. Вытянувшись во весь рост, прижалась к забору. Собаки походу находились в вольере, а у меня было очень мало времени чтобы добежать до забора. Совсем чуть. Давай, Ангелина, ты справишься. Мысленно досчитала до трех и побежала. Собаки почуяли меня тут же, с оглушительным громким лаем бросились за мной, а я, ощущая себя супергероем, вцепилась в забор, изо всех сил подтянувшись. Сердце бешено стучало в груди, казалось, что все потеряно. Страх сковал всю, но я держалась, просто повисла на заборе, глотая слезы. Если я сорвусь, меня загрызут собаки, разорвут. Подтянулась еще раз, доползла до верха и покатилась вниз. Ударилась головой так что искры полетели из глаз. Больно. Вставай, Ангелина. С трудом встав на ноги, отряхнулась и медленно побрела в сторону, даже не предполагая куда иду.
Ноги почти не слушались, слезы текли все сильнее, превращаясь в истерику. Я пыталась себя успокоить, взять в руки. Слезами я все равно ничего не решу. Я ничем ничего не решу, за меня все решили двадцать лет назад. Вот и весь ответ, который я искала, которым задавалась, недоумевая и не понимая, за что меня так ненавидят. Без сил опустилась на зеленую траву неподалеку от дома, с которого сбежала. Давид. Он будет в ярости, что я сбежала. Но, возможно, если узнает правду, то поймет меня. А может и не поймет, у него в приоритете тоже только деньги, а я для них для всех, как пешка в шахматной игре, которую не жалко, которую можно использовать, играя с ней, и никому из них даже в голову не придет, что эта пешка живая и играть ей нельзя.
* * *
Я не знаю сколько я так просидела. Бесхребетная идиотка. Все переживала что бабушка и мама без тебя пропадут, а им всегда было наплевать. Готовь, убирай, мой, выполняй всю самую грязную работу. Высокие отношения, ничего не скажешь. Странно, не было даже ненависти, пустота что ли какая-то. Ангелина, или Лялька, как меня называли, осталась где-то, там, в, прошлой жизни. Нет больше дурочки этой. Сил подняться с травы не было, но я знала, что нужно встать и идти, куда угодно, просто идти прямо. Поднялась и медленно побрела вдоль дороги. Никого нет, ни людей, ни машин, хотя еще совсем не глубокая ночь, даже еще не полночь. Шла долго, размышляя о своем. А именно о нем. Интересно, он сейчас с ней? Обнимает ее, они пьют шампанское и возможно смеются надо мной. Дурочка, рада платьям и туфлям. Потрогала щеку, которую она мне расцарапала. Она любила его, эта одержимая безумная любовь, читалась в ее глазах, что никого не собирается делить с ним. Гул голосов, музыка. Я свернула направо и остановилась перед небольшим придорожным кафе. За столиком под зонтиком сидели какие-то парни. Мне тут же стало не по себе. Ничего страшного, просто пройду мимо и все. Тем более они пили, отдыхали и совсем меня не замечали. Ускорила шаг, впереди дальше шла дорога, не знаю куда, но скорее всего в город.
