Лиза почувствовала, как вдохновение оставляет ее. Шрамы на груди заныли. Рука онемела. Она ощутила все свои метания, все попытки сделать из обломков своей жизни что-то целое, хоть за что-то зацепиться. Когда это началось? Когда что-то внутри сломалось? Тогда, когда она пыталась выдавить из себя вдохновение любой ценой? А что такое художник без вдохновения? Жалкий ремесленник, кустарь, рисующий кислотные желто-зеленые псевдоукраинские пейзажи с белыми домиками и изумрудно-зеленые волны, которые должны напоминать об Айвазовском, но почему-то не напоминают.
– Добрый вечер, – сказала Лиза. – Какими судьбами?
Почему-то ей было больно смотреть на Марину. Она, Лиза, была ненамного беднее. И все же разница очень велика. Только выражалась она не в деньгах.
– Я вижу, вы работаете, – сказал Дима, глядя на кисть в руках Лизы.
Кисть Лиза оставила специально, как раз для того, чтобы показать, что она занята, и побыстрее свернуть разговор с визитерами.
– Вы правы, – ответила она.
Муж Марины ей тоже не понравился. О, она знала такой тип людей. Жесткие, логичные. Терминаторы, готовые давить и применять силу. Они любили строить схемы, властные вертикали, властные горизонтали, и хорошо с ними только тем, кого они любят. При условии, что любимые ведут себя безупречно. Впрочем, у таких людей тоже было слабое место. И Лиза это место сразу ощутила, вникла, прочувствовала и едва сдержала улыбку.
– Мы вас не задержим, – сказала Марина. – Можно войти?
– Д-да, – Лиза отступила на шаг и дала визитерам возможность зайти. – Проходите в студию.
Студия была роскошной, сделанной из двух квартир. Панорамное окно, стеклянная крыша, огромные холсты, яркие лампы. На полу толстый, мягкий ковер, в котором утопали ноги. Негромко жужжала вытяжка, которая полностью не могла ликвидировать запах, присущий мастерской художника творчества. На столе в хрустальной вазе стоял букет роз. Марина посмотрела на картину, сверкавшую свежими красками.
– Я куплю ее, – сказала она, – это прекрасно.
Красные розы, обрамленные черными тенями, капли влаги. Энергичное, свежее, экспрессивное произведение.
– Оно не готово, – сказала Лиза. – К тому же я планирую выставку.
– Вопрос, как я понимаю, в цене, – поняла Марина.
Лиза колебалась.
– Соглашайтесь, – посоветовал Дима. – Сколько в среднем стоят ваши картины?
Лиза назвала цену. Цена была высокой.
– Погодите, – вспомнил Дима, – в прошлом году у вас была выставка в посольстве Франции.
– Именно, – кивнула Лиза. – Но вы же ко мне не за картиной на самом деле пришли? И не для того, чтобы поговорить о прошлогодней выставке?
– Да, повод намного печальнее. Кира – девушка, которая была вместе с нами на семинаре, – убита.
Лиза подняла брови.
– Кому-то перешла дорогу? – спросила она. – Так просто не убивают. Должен быть повод.
– Пока неизвестно, – покачала головой Марина. – Но на всякий случай будьте осторожны. Вдруг это как-то связано с семинаром. Понимаете, мы нашли тележку с трупом на парковке торгового центра возле нашей машины.
– А как труп поместился в тележку? Ах да, она же была совсем худенькой... мне очень жаль, правда. Я буду осторожной, конечно.
Картина буквально сияла, как будто светилась изнутри. Марина никак не могла оторвать от нее глаз.
– Так картину продадите? – спросила она и предложила цену.
– Да, – кивнула Лиза.
Ира продолжала читать Стекл_offу, отхлебывая кофе уже из второй чашки.
«Я тут недавно писала о том, что родственник моих друзей заболел и ему должны перелить всю кровь, – сообщала в своем следующем посте Стекл_offа. – На сегодняшнее утро крови по-прежнему не хватало. И не потому, что друзей мало. А потому, что заворачивали двух потенциальных доноров из трех. Вы курите дольше десяти лет? До свидания. Девушка, у вас сорок пять килограммов, а нужно минимум пятьдесят. До свидания. ПМС? До свидания. Низкое давление? До свидания. Семь месяцев назад родили? До свидания. Когда в последний раз употребляли алкоголь? Пиво вчера? До свидания, должно пройти не менее сорока восьми часов. Меня завернули из-за близорукости. Короче, время шло, а идеальных доноров было меньше, чем нужно, несмотря на то что все просекли фишку и начали отчаянно врать. В общем, надела я контактные линзы, распустила волосы, дабы не узнали, и снова туда поехала. Нет, у меня нет ПМС. Нет, я не курю. Нет, я не пью. Да, шестьдесят шесть килограммов. Нет, я родила больше года назад. Нет, нету у меня ни боткина, ни сифилиса, ни туберкулеза. Короче, они сдались и дали мне подписать кучу бумаг. В сдаче крови самый неприятный момент, когда руку пробивают толстой иглой. Потом уже почти ничего не чувствуется. Вставать надо медленно и аккуратно – и не потому, что кружится голова, а потому что из руки начинает литься кровь и заливает одежду, потом придется ехать и переодеваться. Майку да, испортили. Может, конечно, и отстирается».
В этом посте также не было никакого намека на Александра. Ира пробежала глазами следующую запись о колбасном гуманизме.
«Идем мы вечером с ребенком, гуляем, – писала Стекл_offa. – Гуляем, прямо скажем, не бесцельно, а идем в кафе, где продают замечательное фруктовое желе. И на полпути видим собачку. Собачка выглядит, надо сказать, неплохо – плотненький такой рыжий песик, шерстка пушистая – четыре четырки, две растопытки, седьмой вертун, короче. И вот обнюхивает собачка меня за руку, тычется, потом заискивающе смотрит на моего сына и буквально подталкивает нас к колбасному киоску. Глаза при этом неописуемые. Мы покупаем ей кусочек докторской колбаски. И что вы думаете? Она уже так наелась за день колбасы, что не может ее есть. Видимо, цирковой номер с выпрашиванием ам-ам столь часто приносил успех, что колбаса уже не лезет. Сначала собачка откусила небольшой кусочек, потом вздохнула, взяла остатки и потрусила в укромное место. В общем, съесть с ходу «не шмогла». А я-то думаю, куда в этом киоске подевалась колбаса нижнего ценового сегмента. Весь ассортимент вплоть до докторской скормили этому песику».
Ира улыбнулась и принялась читать дальше. Она не сомневалась, что рано или поздно найдет пост про Александра.
У Марины и Димы была очаровательная привычка гулять по торговым центрам так, как другие люди гуляют по паркам и набережным.
– Я, пожалуй, куплю это платье, – сказала Марина, – такое струящееся, длинное, шелковое, с лентой на спине.
– Восьмой месяц беременности – самое время закупать платья.
– Ты прав, самое время!
Второе платье, на которое Марина положила глаз, было отрезным по талии, причем верхняя часть была синей, а нижняя – белой в синий горошек. Плотное, трикотажное, с атласным блеском, оно так хорошо сидело на фигуре, что кругленький живот Марины казался меньше и изящнее, чем был на самом деле.
