Но молодуха эта ему мозг точно хорошо промыла. Так что могли быть варианты. Стоило к ним подготовиться.
Дарья думала так, сердце стучало, а её Ванечка, подтягивая треники, в которых вчера на сеновал завалился, втягивая животик, который слегка отъел на ведьминских натуральных харчах, напрягая бицепс уже вышел в дверной проём сеновала, потягиваясь нагло, нарочито играя грудными мышцами.
— Ой, вы… вы кто? — заикаясь спросил перепуганный Влад. Реально ведь перепугался! Дарья усмехнулась в кулачок.
— Дед Мороз, — почему-то заявил ухмыляясь Царёв, — а что?
— Я… я, наверное, ошибся… тут, навигатор глючит, вы… извините, я думал…
— Думал он! Думать надо было раньше, когда ты орал и нас разбудил.
— Я… простите, я к жене приехал, к Дусе…
— К жене, говоришь? К Дусе?
— Да, тут вроде её тетка живёт, жила, жили они… — Дарья прыснула в кулачок, наслаждаясь тем, как заикается и явно трясётся от страха её бывший. — Дуся к тётке переехала на лето, ну, за скотиной ухаживать…
— За скотиной? Неужели?
— Да… за этими… курами… петухами… там, я не знаю…
— За скотиной твоя жена, по ходу, дома ухаживала. Тут я скотины не вижу.
— А? Да? — Влад продолжал мямлить, а Дарья смеяться.
Боже, неужели её муж всегда был такой? Да ведь нет! Нет! Нормальный же был мужчинка. Не такое вот… бздливое трусло. Увидел мужика чуть больше себя, и сразу в осадок выпал!
Дашка почему-то вспомнила одного своего знакомого, тщедушного мужичка, который когда-то пытался за ней ухаживать несмотря на то, что она уже замужем была и дочь родила. Вот тот никого не боялся! Полтора метра в прыжке, а чуть что прям лез в драку! И побеждал! Слабоумие и отвага иногда чудеса творит, конечно.
У Влада было только слабоумие, отвага отсутствовала напрочь.
Он смотрел на Ивана, глупо улыбаясь и продолжал.
— Простите, но это, кажется, всё-таки тот самый дом. Тёткин. Я, конечно, могу ошибаться…
— Не ошибаешься ты, дорогой, правильно приехал. Дом тёткин. Только никакой Дуси тут нет и отродясь не было.
— Как… не было?
— А так. Дусей ты будешь шалаву свою называть. А тут живёт Дарья, моя женщина, понял?
— Что? — Дарья увидела, как у бывшего зенка на лоб лезет, одна, вторую за повязкой не видно, лицо удивленно вытягивается. — Не понял…
— Ах, не понял? — Иван принял еще более угрожающую позу, сложив руки на раздувшихся мышцах груди, — сейчас объясню. Ты муж, бывший? Так? А вот я — будущий. Так ясно?
— Я… я…
От слов про будущего у Дарьи сердечко замерло, а потом запело соловьем майским. Неужели?
— Ясно, да? Кончай заикаться. Ты чего приехал-то, болезный? Документы на квартиру привёз? Или что?
— Я… я…
— «Йа, йа, натюрлих», — Иван с ухмылочкой вспомнил, как дразнила Дарья его бывшую и решил ответить тем же её благоверному неверному. — Так что, документы? Или что там у тебя?
— Я приехал, я хотел… я…
— Помириться хотел, да? Обратно под Дашкин тепленький бочок решил? Ну?
Наблюдать за тем, как ведёт себя бывший Дашке было и смешно, и грустно. И на это ничтожество она потратила лучшие годы? Когда он успел превратиться в такое жалкое существо? И имела ли она к этому отношение? Она прекрасно понимала, что, увы, но имела. Когда взваливала на себя какие-то мужские обязанности, когда жалела, когда считала, что ей самой проще сделать то-то и то-то, а не объяснить мужу раз и навсегда как надо.
Да, да, сами мы, бабоньки, во многом виноваты. Поэтому и приходится нам превращаться из царевны в Бабу Ягу, чтобы хоть как-то выжить в этом совсем нифига не сказочном мире.
И счастье, если появится вот-такой вот Иванушка. Совсем не дурачок. И даже не царевич. Царь. Который оттащит тебя от горящей избы, сам коня возьмёт под уздцы, еще и тебя на плечо закинет и понесёт в горницу, чтобы учить уму разуму, а потом любить до умопомрачения.
— И всё-таки, я… я могу поговорить с Дарьей?
— Всё-таки с Дарьей — усмехнулся нагло Иван, — Не с Дусей? Если Дарья захочет с тобой разговаривать, что ж… Дарьюшка, свет Олеговна, выйди на первый план, покажись, не добру молодцу.
Ведьма головой покачала, оглядела себя, волосы потрогала — сено, зараза, всё-таки застряло, а и хрен с ним! Пусть бывший видит, чем она тут занималась! Да, предавалась блудной страсти. Хотя, почему же блудной? Самой, что ни на есть правильной. Когда двое свободных людей любят друг друга, это не блуд, это счастье!
Вышла, ладошку к глазам приложила:
— Ой, а гляньте-ка, какого красивого дяденьку к нам занесло, ну, здравствуй, Владик, как ты? Как молодуха твоя? — Дарья повторила реплику из любимого маминого фильма про любовь. Влад, конечно, не понял, о чём это она. А вот царевич усмехнулся. Неужели догадался?
— Ду…ся?
— Да-ша! — передразнила ведьма. — С глазом чего? Опять ячмень?
— Яч… ячмень.
— Ясно. Ты чего хотел-то, Синяков?
— Я… люблю я тебя, Даша, люблю! Давай вернём всё как было, а? У нас ведь дочь, у нас всё было так хорошо! Я готов забыть всё плохое, — от этих слов у Дарьи брови взлетели так высоко как никогда, он серьёзно? Влад покосился на Иванушку, пожевал губы, вздохнул, — Даш, ради дочери, она так переживает из-за нас, а мы… да, глупость совершили, погорячились…
— Погорячился ты, Синяков, когда свою болтушку, которая у тебя между ног теребонькается решил в другую бабу запихнуть. Я, так-то, за собой никакой вины не чувствую. Разошлись, как в море корабли. Имущество разделим, совсем всё прекрасно будет. Только ты учти, время доброты моей прошло и делить будем так, как я скажу, а не так, как ты там себе нарисовал, ясно? И квартиру, и фирму твою…
— Даша, погоди, тут это, такое дело… нет больше фирмы…
— Чего? — Дарья вылупилась на бывшего, пожалеть его уже совсем не хотелось. То есть этот придурок и фирму просрал? А… хата? — Если ты сейчас скажешь, что и квартиры…
— С твоей долей всё нормально.
Капец! Даше хотелось подойти, да как стукнуть его хорошенько по башке! Просто… прибить! Ну, что за придурок! Как можно быть таким! Это же все не просто так, это годами все строилось, квартиру в ипотеку покупали. А теперь что, у разбитого корыта? И слезы из глаз брызнули. Не от жалости к бывшему, конечно, плевать на него было! От жалости к себе и к дочке, чьё наследство так бездарно просрал Владюся.
— Так, отставить это, Дарья, не смей рыдать. — Иван выразился конкретно, сграбастав её в объятия. — А ты… Товарищ дорогой, иди-ка со мной, сейчас
