не завел ни с кем знакомств. После того как он несколько раз побывал в Сербии, его приезды сюда стали частью обязательной ежегодной программы: он упорно придерживался сербских меридианов. После того как Срджан Петрович, у которого Петер остановился в Великой Хоче, узнал из теленовостей, что его друг получил Нобелевскую премию, он стал с гордостью показывать всем комнату на первом этаже, где ночевал лауреат.
— Он просыпался раньше всех нас, — говорил Срджан, — в пять утра, и писал, пока не светало. Мы все еще спим, а он тем временем успевал написать все и отправлялся на поклон к нашим святыням, ходил по монастырям, ставил в церквях свечи, рассказывал о том, как его поразила икона Богородицы Левишки.
О своем знаменитом госте Срджан рассказывал со всей серьезностью и ни разу даже не улыбнулся в телекамеру, хотя сербам свойственна улыбчивость. Мало где на свете люди приходят в такой восторг, когда в их доме гостит человек, уважающий их народ, и мало где незнакомцев принимают так радушно, как в Сербии.
У Петера всегда есть множество причин отправиться в Сербию, и он пообещал приехать сюда снова; наверное, при очередной встрече лицо Срджана озарит улыбка. Правда, после известия о присуждении Петеру Нобелевской премии «шиптары», то бишь албанцы, запретили ему въезд в Косово.
Между тем сербские анклавы в Косово превратились в настоящие гетто, так что лицо Срджана будет лишено улыбки до тех пор, пока в Космете не наступят лучшие времена. Однако перемены не придут, если не возобладает истина: Грачаница и Дечани, церковь Богородицы Левишки, затопленная фреска с изображением Елены Анжуйской — не только наше дело и не просто невидимые свидетельства прошлого, сокрушенные пушечными ядрами, погубленные временем и людским равнодушием.
Косово и Метохия связаны со всеми уголками света, это не малозначимые отметки на карте, но места, где время останавливается, так же как его останавливает и великая литература; ничего подобного не сделать даже ветрам, прилетающим отовсюду, веющим миллионы лет и редко меняющим нрав.
Домочадцы Срджана еще не успели проснуться, а Петер уже побывал в церкви Богородицы Левишки; но все обстояло совсем не так, как Срджан рассказал потом журналисту с «Радио и телевидения Сараево». Петер действительно был в церкви, но затем следы его затерялись. Никто не знал, куда он подевался. Никто, кроме небесно-голубого спутника, который, подобно Петру Апостолу Спелеологу, все время следил за воздушными потоками и радовался, открыв правду о том, как их невидимые глазу завихрения и слои соприкасаются и сталкиваются друг с другом. В мире ветров холодные потоки и теплые массы по-разному влияют на общую температуру воздуха, холодные течения стремятся вниз, а тепло, наоборот, поднимается — так же воспаряет душа художника, охваченная божественным трепетом. В такие моменты внутреннему взору Петера всегда представали картины Казимира Малевича, который видел в красках, как соприкасаются и расходятся разноцветные воздушные потоки. Они не выстраивались параллельно, один за другим, но, кружась, взмывали и скатывались со склонов гор, текли вниз, и только в долине Косово успокаивались, коснувшись плодородной земли, и, замерев, ждали ночи.
Тем утром Петр Апостол Спелеолог, помимо прочих важных вещей, сделал заметку о том, что выживание Косово — показатель способности к выживанию всей христианской культуры и что Косово — это европейский Иерусалим, священное место и памятник истории, пусть даже крестоносцы уже не ходят этими путями! Они построили в Косово военную базу. Косово связывает со всеми уголками мира сеть тайных извилистых троп длиной в тысячи километров. Подобно Ницше, Петр Апостол Спелеолог полагал, что времени нет, а есть только вибрация, вспышка мысли, каких было много в жизни Петера; его мысль обосновывала необходимость очередной поездки. Когда ветер успокоился и лишь цветки тысячелистника еще дрожали, покачиваясь из стороны в сторону, а высокая трава и бурьян поникли вдоль дорог, в жилах Петера забурлила кровь. Он вмиг оказался на середине каната, который на этот раз тянулся в прошлое.
В газетах Призрена писали, что местный почтальон заметил издалека стройную фигуру человека, шаг за шагом преодолевавшего расстояния меж деревянных столбов и электротрансформаторов.
Почтальон едва не упустил руль своего мопеда, кое-как выправил его, чуть не скатившись в овраг, и нажал на газ; ему казалось, он удирает от призрака. Он рассказал эту историю Срджану, но канатоходец был уже далеко, и в тот вечер, когда они все вместе в доме Срджана потягивали белое вино, почтальон не узнал Петра Апостола Спелеолога. Ему даже в голову не пришло, что он сидит рядом с тем самым призраком, по вине которого утром едва не свернул себе шею. И Срджану тоже не пришло в голову, что почтальон мог повстречаться с его австрийским другом.
Эта странная выходка и невероятное происшествие в Космете произошли как раз тогда, когда на первом этаже дома Срджана готовился завтрак. Софи безмятежно пила кофе, и ей не у кого было спросить, где Петер. Ушел — придет. Хозяин не говорил ни на одном иностранном языке, но, когда жена Петера указала на бутылку ракии с крестом внутри и Срджан привел ее в свою мастерскую, расположенную на повороте дороги чуть выше дома, слов и не понадобилось. Пинцетом он опустил в бутылку выточенные бруски тисового дерева и сложил из них крест. Все было понятно: сперва в бутылке оказывался крест, а потом уже ракия.
Убежденный, что солнце над Косметом тем утром всецело принадлежало ему, Петер воскресил в памяти образы, которые История скрывала на протяжении веков: он знал, что во времена императора Стефана IV Душана Метохия была связана с Афоном и с монастырем Хиландаром. Петер увидел все, что хотел увидеть.
Он увидел римских легионеров, сына императора Константина и его двоюродного брата Юлиана — тот спешил на помощь разбитым галлам, которых готы после падения Рима вытеснили с земель к востоку от Рейна. И в тот же миг перед его глазами простерлась тундра, заполоненная османскими всадниками, которые идут на Буду в союзе с Соколлу Мехмед-пашой. Лента времени продолжает развертываться, и ничего уже не прочесть на ней, она бежит, словно река из образов.
Тем утром Петер не увидел лишь братьев своей матери на Восточном фронте, после того как солдаты Красной армии штурмовали Берлин. Время — это чудо, однако дорожные знаки не лукавят: неожиданно они указали ему затопленный дворец Елены Анжуйской и пыль, летящую из-под копыт конницы Фридриха Барбароссы. Петер увидел то, чего нельзя было не увидеть. Его мучило сомнение: войти ли в разрушенные ворота Константинополя после того, как в 1204 году там побывали
