с опущенными плечами, едва-едва подрагивающими. Глаза прячет, они, видно, на мокром месте.
— Что с тобой такое?
Глупый вопрос. Разумеется, он расстроен. Клара хочет исправиться, но тут в голову приходит кое-что, и она опускается на колени, чтобы взглянуть ему в лицо.
— Теперь ты мой фамильяр, первый слуга и помощник, не так ли?
Эрик кивает, шмыгнув пятаком.
— И ты должен выполнять все желания госпожи, правда?
Он кивает вновь, затем качает головой, сжав пальцы в кулаки.
— Я н-не знаю. Вообще-то, я не помню ни одной песни о ферсвине-фамильяре. И не уверен, что это нормально, моя леди.
— Не хочешь быть фамильяром, будешь обыкновенным слугой, связанным клятвой, — ведёт она плечом.
— Н-нет… Я должен… Я хочу… Служить вам, госпож-жа.
Клара запускает пальцы в его удивительные волосы: курчавые, но светлые, что так несвойственно ферсвинам.
— Тогда проводи своих родных так далеко, как сможешь, чтобы в ближайшие дни получилось вернуться.
— Зачем?
— Чтобы рассказать мне, где они, дурашка. Какие у них планы. А в особенности, что с состоянием твоего отца. И понял ли он, по какой причине ему плохо.
— Но… — Эрик бледнеет, — теперь он ненавидит меня.
— Это ещё почему?
— Потому что я опозорил свой род, подчинившись… А я… А я… ничего не сделал!
— Да, ничего, — хмыкает Клара. — Зато твой отец — молодец. Если ему так нужно кого-то винить, пусть винит себя. Ты должен был бы злиться на него! Злись даже если не прав! А когда прав — тем более!
— Д-да?
— Ну, — улыбается она, — он же так делает. А ты так недоволен тем, что связан со мной?
— Я… я же теперь словно животное.
— Магическое, как дракон.
— Это не успокаивает.
— Ты будешь жить подле эрлы Дагарда, тебе больше не нужно циркулировать по Галладе, ты больше не связан с бесконечными дорогами, и всё же они тебе открыты. Это свобода.
Он молчит несколько мгновений. И когда ей кажется, что она уже убедила его, Эрик возражает:
— Свобода — это шпионить за родителями по приказу?
— Они оскорбили меня, — напоминает Клара вкрадчиво.
— И меня теперь, но…
Она поднимается, лепит увесистый снежок и размазывает его по лицу подсвинка с тёплым смехом.
— Эй!
— Я не собираюсь им мстить, даже больше тебе скажу, не собираюсь говорить Вельвету о том, что здесь произошло. Не хочу, чтобы весь замок поднялся с ног на голову.
— Но тогда…
— Здесь что-то происходит. У меня нет ресурсов, чтобы задержать Поля и допросить, но есть ты.
Эрик, наконец, выдыхает, поверив, что его не ставят перед ужасным выбором.
— Как захочет моя госпожа.
Клара кивает, провожая подсвинка взглядом.
Он запрыгивает в последнюю повозку, из неё же выглядывает красавчик Лекс, он машет ей. Клара только сейчас замечает, что последний шатёр исчез, а среди снегов лишь догорают костры да валяются деревянные колышки и подпорки.
Марк, очевидно, стоит за её спиной.
— Хоть не в облике новорождённого?
— Я родился в рубашке, — его бархатный голос касается шеи. Нежная кожа отзывается мурашками.
— Надеюсь, и в штанах.
Глава 20. Игра сводных
— Что, понравился? — тянет Марк, и Клара произносит совершенно искренне, обернувшись к нему:
— Это какая-то его магия, да?
Не зря ведь хоть и совсем ненадолго, но присутствие Лекса вызвало в ней тот трепет, что иногда бывает рядом с…
Марк поджимает губы. И отвечает далеко не сразу, чем заставляет в себе изрядно сомневаться.
— Нет, не магия.
Клара слегка хмурится, только сейчас сообразив, к чему привёл её вопрос, и отчего он вызвал настоящий ступор.
Правда, холодный и сочащийся ненавистью.
— А что такого? — она уже знает, что стоит остановиться, с первого же слова знает, и всё равно… — Ты меня терпеть не можешь, но, должно быть, рад брезжущему на горизонте титулу! От меня требуется многое, — едва слышит себя из-за ударов сердца, отдающихся буханьем в ушах, — но не верность. Об этом, насколько мне известно, нигде не написано. Или мне и тут ничего не рассказали?
Марк рычит, облизывает губы — влажными они от этого не становятся, — кладёт тяжёлые ладони на её плечи, спускается чуть ниже и выдыхает, будто удержавшись от того, что точно выйдет ему боком.
— Послушай меня, — голос на удивление звучит ровно, от него Кларе становится ещё холоднее и неуютнее, и в то же время скулы пылают из-за наглой, кричащей и извивающийся ледяными змеями близости. — Я скажу лишь один раз.
Она упорно не сводит взгляда, его хватка на плечах всё ещё не ослабевает.
— Мне плевать на этот титул.
«Давай же, продолжи… — думает Клара. — Плевать и на меня, и на эти земли…»
— Тогда что?
Он не отвечает будто сказал всё, что было необходимо.
Она не понимает.
Слишком много доказательств было того, что он терпеть её не может. Слишком крепка была уверенность, что в столице без неё он отлично проводил время. Развлекался с той, кто неумело связала ему шарфик. Какая-нибудь изящная южанка, скорее всего. Ей же и разбил сердце, или уже другой? А связи с самим королём?
Быть может, он не пропал бы и без неё, тени её отца и Утёса.
Но тогда…
Тогда…
— Так что, — оттолкнув его, ухмыляется Клара, — обсудим?
— Что именно?
— Дай-ка подумать… Ну, например, как будем жить дальше. Какие правила? Или ты просто поставишь меня перед фактом после свадьбы?
На секунду она даже задумывается: а не сбежать ли? Фамильяр в виде подсвинка знает скрытые от глаз обывателей пути… Марк бы подавился замком, и…
Нет, нет, нет.
К горлу подкатывает горячая, колкая истерика.
Слишком много дел, которые нужно уладить.
Слишком много вопросов, на которые нужно найти ответы.
Но она не сбежит, не бросит Дагард и… не проиграет Марку Харшу.
Как бы только перестать думать о том, как нужно себя вести?
Как соблюсти баланс и не шататься в каждой реплике от девчонки до эрлы.
Отчего же титул не вливается в кровь, отчего с рождения не приходит понимание, как себя держать, как говорить и выглядеть.
Клара отворачивается и прикрывает глаза ладонью. Между ними стена снегопада. Снег весёлый и колкий. Ему всё равно на эту дурацкую подростковую драму.
Она думает так.
И, разумеется, не плачет. Но дышит глубоко, совершенно не зная, что делать с тем, которого несколько лет звала братом. Который стоит такой странный и холодный в нескольких шагах. Который…. который…
Обнимает её со спины и целует в волосы, что пахнут корицей и смолой.
Даже так она чувствует, какие губы горячие.
Даже в такой момент она не может
