Сжать, закусить губу, зажмуриться до ярких, оранжевых точек под темными веками.
А потом, осознав, чем именно занимаюсь, с грацией мешка с картошкой свалиться с кровати. Только ударившись коленями об пол, слегка прихожу в себя. На всякий случай – отвешиваю себе пощечину. Не сильную, но ощутимую.
– Ты с ума сошла, мать? – шепотом себя спрашиваю. – Серьезно, что ли? Других проблем нет? Обязательно надо подрочить в три часа ночи? Да еще и этого козла при этом представлять?
Можно, конечно, прикинуться, что я не понимаю, кого именно представляла, чей хриплый шепот так хотели услышать уши, чей бесцеремонный напор вызывал все эти настроения. Но уж сейчас, в три часа ночи, когда моя соседка сопит рядом, я могу быть откровенной хотя бы с самой собой?
Нет, это просто…
Он меня за шлюху держит! А я его держу – только за озабоченного козла, которому сначала моя подруга не дала, потом я не дала – вот он теперь и бесится.
Организм же мой – какой-то кретин. Вот прямо сейчас требует вернуться под одеяло, снова закрыть глаза и продолжить начатое.
А может, мне еще и кончить, выдохнув “Профессор” напоследок?
Вопрос задаю себе риторический и, к своему гневному возмущению, понимаю, что эта фантазия мне нравится.
Господи, да что за блядский такой настрой?
Ах, так!
Буквально назло себе – хватаю с батареи полотенце, ноги сую в сланцы и тащу свою задницу в душ. Тут главное, чтобы коменда не проснулась. Она не то чтобы против ночных купаний, но периодически насчет них орет. Но если не застукает и не проснется – тогда история о жестоком обращении со своей озабоченной тушкой останется моим маленьким секретом.
Душ принимаю такой ледяной, такой долгий, что когда возвращаюсь из душевой – почти час лежу под одеялом, лязгаю зубами, пытаясь согреться. Это, конечно, помогает, но не то чтобы очень.
В конце концов, когда Оксанка начинает ворочаться и переводить будильник, оказывается, что я так и не смогла уснуть. Просто лежала гребаных четыре часа в кровати и гонялась за всякой еретичной мыслью чуть ли не с топором.
– Ты чего? – Оксанка удивленно лупает на меня глазами, когда я резко сажусь и начинаю одеваться. – Чего ты так рано сегодня? Тебе ж ко второй паре?
– Похабщина всякая снилась, – сознаюсь честно. Мы вполне нормально общаемся для таких секретов. Если не конкретизировать – можно и объяснить, – как проснулась, так и не могу уснуть.
– Ясно, – Оксанка корчит сочувственную рожицу, – знакомая проблема. Особенно посреди цикла бесят такие штуки. Такая лютая вещь – все эти гормональные перепады.
– И чего с ними делать? – спрашиваю, прежде чем соображаю, что вопрос дурацкий. Соображаю. Поздно. Оксанка уже успевает прыснуть хохотом и даже завалиться обратно на кровать.
– Трахаться бывает полезно, Катюха, – выдыхает она просмеявшись, – как рукой обычно снимает.
– Да ну тебя нахрен, Оксана, – с трудом подавляю желание придушить насмешливую стервь подушкой. Озабоченная дура, блин.
– А ты попробуй, откроешь для себя много нового, – хихикает Оксанка и с демоничным хохотом сама уносится в душевую. Затем она в такую рань и встала, чтобы башку помыть.
А я…
А я задумчиво зависаю.
Не сказать, что я очень уж верю в то, что животворящая дефлорация что-то изменит в моей жизни. Но верю в прикладную психологию, которая неплохо объясняет рефлексы психологической защиты. Просто Ройх слишком долго меня прессует. Это все – стокгольмский синдром, не иначе. Я уже просто не представляю, какой может быть жизнь, в которой нет его пошлостей и унизительных знаков внимания.
Да и гормоны игнорировать просто нельзя. Третий курс и девственница, о таких вещах в нашем веке просто не рассказывают, чтоб не засмеял никто. Помню, созналась Марку, когда он мне предлагал и “дополнительным сервисом” подрабатывать. Как он хохотал – стены шатались.
Может…
Может, если я разберусь с этим вопросом – удастся выселить Ройха хотя бы с территории моих сновидений?
На пары иду, стараясь себя накрутить, как можно сильнее.
Решила – так делай, тем более, как Анька говорит – мне уже давно пора. Прихожу, стараюсь следить за лекцией, но украдкой постреливаю глазами по сторонам. На курсе архитекторов много парней. И из них уже не один ко мне подкатывал, то в кино приглашая, то на тусовку – на что характера хватало, туда и звали. Правда после пары таких тусовок я прослыла лютой динамщицей, но этот имидж мне до сегодняшнего дня не натирал.
А вот сегодня…
Смотришь и думаешь, что, может быть, я это зря, а?
– Эй, ты чего? – Анька толкает меня локтем, и я понимаю, что уже десять минут таращусь на сидящего впереди нас Костю Артамонова. Хороший парень, кстати, серьезный. Правда занят. За те полгода, что прошло с последнего его подката, замутил с Варей. И до того они сладко за ручки держатся, что вклиниваться между ними сможет только откровенная сука.
Я не настолько беспринципная.
Да я вообще не беспринципная, что уж там. Перед каждой сменой в стрип-клубе чуть не панические атаки ловлю о том, как папа с того света явится и придушит меня за это вот все.
– Да так, ничего, – соображаю, что Анька все еще на меня смотрит, краснею и утыкаюсь в тетрадь. Философичка гневно прокашливается, намекая, что еще чуть-чуть – и возьмет болтающих нас на карандаш. Лучше бы нет – уж больно въедливая тетка.
Впрочем, от Аньки так просто не избавиться. Анька пихает меня локтем и берется за телефон.
«Что-то с мамой?» – прилетает мне в Вотсап.
«Все нормально, – набираю, – мне не звонили из клиники, значит, все в рамках допустимого. В её положении отсутствие негативной динамики – это хорошо».
«Не заговаривай мне зубы, – прилетает в ответ, – я же вижу, что ты мутная какая-то. Чего ты задумала?»
«Да так», – пытаюсь уклониться от ответа, но напору Аньки еще никогда не могла противостоять.
Она атакует меня кучей стикеров и сообщений.
«Говори, говори, говори!»
Если бы меня когда-нибудь спросили, какой птицей стала бы моя лучшая подруга, я бы сказала, что стаей чаек. Эффект примерно тот же. А еще когда её распирает от любопытства – она начинает щипаться. Прямо на лекции. Потому что нельзя так мучить бедную её, которой ужасно интересно.
Такая несносная бывает – прям капец. Но лучшим друзьям прощают такие недостатки. Иначе вообще никого в жизни не останется.
– Скажу, скажу, скажу, – шиплю на ультразвуке, так чтобы философичка не услышала, а Анька наконец успокоилась – все плечо мне уже исщипала.
«Ну?!!» – нетерпеливо подмигивает мне Вотсап и начинает прыгать по экрану озабоченный пингвин.
«Обдумываю кое-что», – отбиваюсь, пытаясь понять, как это вообще сформулировать.
