свой бутерброд, как ей казалось, очень прилично, а когда всё подошло к концу, Клару повезли в учебную комнату. Хайди велено было следовать за ней и ждать прихода господина Кандидата, чтобы начать занятия.
Как только дети остались одни, Хайди тотчас спросила:
– А как тут выглянуть наружу, чтобы увидеть землю?
– Просто открывают окно и выглядывают, – ответила Клара, забавляясь.
– Эти окна не открываются, – опечалилась Хайди.
– Открываются, открываются, – заверила Клара. – Только ты пока не знаешь как, а я не могу тебе помочь. Попроси Себастиана, он откроет.
Это было для Хайди большим облегчением – знать, что наружу всё-таки можно выглянуть: ощущение, что её заперли в комнате, очень угнетало девочку.
Тут Клара начала расспрашивать Хайди, как она живёт у себя дома, и Хайди с радостью рассказывала об альпийских лугах, о козах, об их пастбищах и обо всём, что она любила.
Тем временем пришёл господин Кандидат, но фройляйн Роттенмайер, встретив учителя, провела его не в учебную комнату, как обычно, а в столовую, потому что ей необходимо было выговориться. Усадив господина Кандидата напротив себя, она с волнением поведала ему своё затруднительное положение и то, как в него попала.
Некоторое время назад она написала господину Сеземану в Париж, что его дочь давно высказывает желание иметь подружку, да и сама фройляйн Роттенмайер полагает, что такая подружка способствовала бы успешным занятиям, а в остальное время составляла бы Кларе весёлую компанию. Собственно, и для самой фройляйн Роттенмайер дело было весьма желательным: она хотела, чтобы кто-то брал на себя развлечение больной Клары, когда самой фройляйн Роттенмайер становилось уже невмоготу, что происходило довольно часто. Господин Сеземан ответил, что он охотно исполнит желание дочери, однако с условием, что такая подруга будет содержаться не хуже, чем Клара, он не хочет в своём доме никакого детского мучительства, «что, конечно, было совершенно лишним замечанием со стороны хозяина, – добавила фройляйн Роттенмайер, – ибо кто же хочет мучить детей!». Но затем она поведала о том, как попала впросак с этим ребёнком, и привела в пример его невоспитанность, так что не только господину Кандидату придётся теперь начинать занятия с самых азов, но и ей самой надо будет начинать воспитание буквально с нуля. Она видит только одно средство спасения из этого гибельного положения: если господин Кандидат заявит, что два столь разных создания не смогут заниматься вместе без ущерба для Клары; это было бы уважительной причиной для господина Сеземана отправить ребёнка туда, откуда его привезли, но без его согласия она не может на это пойти, поскольку хозяину уже известно, что ребёнок прибыл.
Однако господин Кандидат был человек осмотрительный и никогда не судил однобоко. Он утешил фройляйн Роттенмайер тем рассуждением, что если юная дева, с одной стороны, настолько отстаёт, то, с другой стороны, она будет тем более стараться и при регулярных занятиях вскоре сравняется с Кларой.
Увидев, что господин Кандидат не поддерживает её и намерен взять на себя занятия по обучению Хайди, фройляйн Роттенмайер, недовольно поджав губы, отворила перед ним двери учебной комнаты и, как только он туда вошёл, с шумом закрыла их за ним. Она принялась широкими шагами ходить по столовой взад и вперёд, обдумывая, как прислуга должна называть Адельхайд. Ведь господин Сеземан написал, что девочка должна содержаться, как его собственная дочь, а это касалось в первую очередь отношения прислуги к девочке, думала фройляйн Роттенмайер. Но ей не удалось спокойно поразмышлять об этом, потому что из учебной комнаты вдруг донёсся ужасный грохот падающих предметов и затем крики, призывающие Себастиана. Фройляйн Роттенмайер бросилась туда.
В комнате был настоящий погром. На полу кучей валялись учебные пособия, книги, тетради, чернильница, сверху лежала скатерть со стола, из-под которой вытекал чернильный ручеёк, разливаясь по всей комнате. Хайди в комнате не было.
– Ну вот! – вскричала фройляйн Роттенмайер, заламывая руки. – Ковёр, книги, корзинка для рукоделия – всё в чернилах! Такого ещё не было! Беда с этим ребёнком, и можно не сомневаться, что не последняя!
Господин Кандидат стоял, напуганный, и взирал на разрушения, которые на сей раз имели только одну сторону, причём весьма удручающую. Клара же, напротив, с очень довольным видом следила за непривычными событиями и внесла в них некоторую ясность:
– Да, это сделала Хайди, но она не нарочно, её ни в коем случае не надо наказывать, она просто слишком быстро выскочила и невзначай сорвала скатерть, вот всё и рухнуло на пол. Мимо дома проезжали сразу несколько карет, вот она и выбежала: она, наверное, никогда не видела карету.
– Ну, что я вам говорила, господин Кандидат? У этого создания нет ни малейшего понятия! Она не понимает, что такое урок, что нужно при этом сидеть тихо и слушать внимательно. Но куда же она ринулась, эта набедокурившая? А вдруг она убежит? Что я тогда скажу господину Сеземану?
Фройляйн Роттенмайер бросилась из комнаты и сбежала вниз по лестнице. Там, на улице, стояла Хайди и ошеломлённо озиралась по сторонам.
– Что такое? Что это ты удумала? Почему убежала без спроса? – накинулась на ребёнка фройляйн Роттенмайер.
– Я услышала, что зашумели ёлки, но не знаю, где они здесь, а их уже и не слышно, – ответила Хайди, растерянно глядя в ту сторону, где стих грохот карет, который почудился ей шумом ветра в макушках елей, и она так обрадовалась, что помчалась на этот звук.
– Ёлки? Мы что здесь, в лесу? Что за фантазии! Иди наверх и полюбуйся, что ты натворила!
С этими словами фройляйн Роттенмайер стала подниматься по лестнице. Хайди поплелась за ней и предстала перед учинённым ею разгромом, глядя на него с большим удивлением, поскольку ничего не заметила в радости и спешке, заслышав шум елей.
– Это всё твоя работа, в другой раз не делай так, – сказала фройляйн Роттенмайер, указывая на пол. – На уроке нужно сидеть тихо и слушать внимательно. Если не можешь усидеть сама, я буду привязывать тебя к стулу. Ты поняла?
– Да, – ответила Хайди, – я буду сидеть тихо. – Только теперь она поняла, что есть такое правило: сидеть на занятиях тихо.
Тут вошли Себастиан и Тинетта, чтобы привести комнату в порядок. Господин Кандидат удалился, поскольку занятия пришлось отменить.
После обеда Клара должна была отдыхать, а Хайди на это время могла выбрать себе любое занятие – так объяснила ей утром фройляйн Роттенмайер. Теперь, когда Клара улеглась в своём кресле, а фройляйн Роттенмайер уединилась в своей комнате, Хайди поняла, что наступило то самое время, когда она может заняться чем хочет. Это было весьма кстати, потому что она давно уже собиралась кое-что предпринять; правда, ей требовалась помощь, поэтому она встала посреди коридора, чтобы не пропустить человека, который мог бы ей помочь. И верно, вскоре по лестнице стал подниматься Себастиан с большим подносом, неся из кухни серебро, чтобы разложить его в шкафу столовой. Когда он дошёл до верхней ступени, перед ним предстала Хайди и отчётливо обратилась к нему:
– Вы или Он!
Себастиан выпучил на неё глаза и сказал довольно нелюбезно:
– Что сие означает, мамзель?
– Я хотела кое о чём спросить, но это не такое безобразие, как было сегодня утром, – поспешила успокоить его Хайди, заметив
