бы вам не смеяться со мной, как принято при встрече добрых друзей? Одумайтесь, расскажите, как хорошо нам было когда-то, ещё при моей жизни, шутите, пока моё тело не скрылось в земле от смеха навсегда! Вы больше никогда не сможете ничего мне рассказать, так почему бы не попробовать сделать хотя бы шаг в сторону от пустых слез? Посмотрите, что вы наделали, какую глупость сотворили! Теперь всё, что я о вас знаю – причиненные обиды, оскорбления и жуткие подлости, нескончаемые предательства. У вашего греха даже нет имён, вы исчезнете из меня раз и навсегда. Неужели этого вы хотели?!
Буря захватила мой крик, насколько раз обернув вокруг меня, запутала в своем потоке каждое слово, превратив в разрозненное нечто. Из мира живых продолжают доноситься всё те же глупости, ничего не изменилось, меня не услышали. Кто-то даже попросит меня ожить и встать, наивно пологая, что бог в силах воскресить меня, не смотря на трехнедельное гниение, отсутствующие органы, нелепые швы, выжранную опарышами плоть. Я не могу поверить, что они настолько глупы, нет, всё похоже на глупое изображение безграничной скорби и боли. Если так, то зря все эти старания, у великой скорби нет голоса, боль выше человеческих сил уже не айкает, ожидая помощи айболита.
С меня довольно, мириться с этим шоу невозможно, даже шторм не может тягаться мучительностью. Я дернул за нить, чтобы поскорее спастись от этого безумия, в другом безумии.
XXVIII
Ещё три дня я пытался найти себя, успокоить это безумие, прервать поток, остановить мысли, не позволять им вести эту пытку и у меня, кажется, получается. Только сейчас начала эта дикая вода во мне успокаиваться, возвращаться в естественные берега. А вчера судьба закрутилась в неожиданном пируэте – пока я бродил по холодным, одиноким дворам муравейникам, позволяя мыслям выйти из моей головы под марш моей музыки. В одном из безжизненных дворов ко мне подошла милая девчонка, точно заблудившееся чудо среди хаоса. Светлые, ангельские волосы, низкий рост, вся сияла чистотой души, подошла и спросила, можно ли познакомиться, взяла мой номер телефона, запинаясь на каждом слове. Не представляю, как ей удалось на такое решиться, какую внутреннюю борьбу она прошла, ради этого знакомства?
Прямо сейчас я иду к ней, уже в ту же ночь мы договорились встретиться и познакомиться заново. Мои алгоритмы работают превосходно, жалкое сознание не в силах трактовать что-то против них. Сознанию остается только бояться и бить в тревожный колокол, чем оно сейчас и занялось. Больше всего меня страшит, что шаблонный сюжет повториться, боюсь не только за себя, но и за эту девочку, до сих пор её обступала коварная любовь. Удар… Мысли прерваны, отдышка… Кровь подступает к голове, она чугунная. Восстанавливаюсь, как после нокаута, шатает. Сознание и алгоритмы пришли в согласие увиденным, оба сломаны. Это правда, глаза меня не обманули? Облокотился, вернул дыхание, оглядываюсь. Нет, не обманули, с противоположной стороны дороги идёт… Она… Держась за руку с неизвестным парнем. Во мне воспылала ненависть, первая волна обрушилась на мою роковую любовь, вторая загребла всех, кто её касался, третья волна поглотила Маргариту и Элизабет. Четвёртая волна, самая мощная, она долго накатывает перед страшным ударом, скрывает все мои надежды в своей тени и бьет – её цель, уничтожить остатки меня. Хватит! Я даю команду всему мне. Больше никогда! Он, я, понял, что значит это никогда. Развернулся в обратную сторону. Мысли и сознание онемели.
Ноги идут сами, снова те мрачные дворы и мрачные мысли, музыка бессильна. Я как гоночный болид, кружусь по кругу, очерчивая свой муравейник, моё топливо – перегоревшие мысли, или перегоревший я.
Мне не удается понять, любил ли я один раз по-настоящему или же один раз блестяще водил себя за нос? А может любовь и есть добровольный самообман? Одно стало твердым постулатом – Я и… Я и она были созданы, чтобы причинять друг другу боль. Когда всё пошло по швам, что всё уничтожило? Знание, оно стало переходным возрастом, воспалило жажду большего и наградило силами для этой охоты. Только, оказалось моя цель разрушительна… Боюсь, нельзя вернуть себе зарытое счастье, даже землю ископав трижды. Значит не нужно искать? Что я теперь из себя представляю? Я просто сорвавшийся с цепи пёс и на моей шее остался груз в виде тяжелого поводка. Мысли… Они должны остановиться…
Я зашёл в дом и вижу, как “Муза” смеется надо мной, отпускает грубые шутки о моей наивной глупости, не знаю откуда она всё узнала. Ярость, несдерживаемый гнев, четыре волны снова нанесли удар… Грубо хватаю “Музу” и других, стаскиваю в чугунную ванну, бросая небрежно, как котят в реку… Ах, как же легко и приятно ломаются эти подрамники, сладкий треск сопровождает их гибель, переломанные кости, порванные суставы. Шелест рвущейся ткани – он лечит мои раны, уничтожая саму болезнь. Суетно я нашёл масло, которое раньше вмешивал в свои краски – вылить в ванную, поверх останков моих трудов. Осталась мелочь, огонь, даже удивительно, что мой гнев ещё не породил его.
Нет страдания сильнее, чем вспоминать ушедшее счастье, поэтому я сжигаю всю память. Меня наполняет насыщение от вида умирающей в муках “Музы”, от агонии “Ненависти влюблённого”, эта музыка справляется, освобождает. Танец огня могущественен как никогда, съедает за секунды то, что раньше бы разжёвывал часами. Огонь гаснет, оставляя на дне ванной жменю пепла и на потолке чёрную сажу. Мысль – удар по лицу… Ещё одна картина осталась висеть на стене у Артура, насмехается надо мной… Болезненный укол, тянет, это осознание. Ничто не проходит бесследно…
XXIX
Снова я вернулся в свою тьму и в ней все так же слышны истошные плачи, тяжелые всхлипы и даже неразборчивые молитвы. К шторму добавился, щиплющий со всех сторон жар, как тысячи иголок, впивающихся в кожу или словно огненный дождь, прожигающий точечками всего меня. Страх закрадывается внутрь души и растет благодаря мучениям, что ослабляют дух, этот страх питает ненависть ко всему, к себе. Вдруг я вижу, во тьме силуэт! Божественная фигура, как мне её не хватало! Я засиял и ненависть отступила, облегчение.
– Смерть! Из-за чего ты ушла от меня? Я придурок, идиот, прости… Не оставляй меня тут одного…
Она без зла ухмыльнулась, приблизилась. Всё та же ангельская улыбка, давление на меня слабеет, тьма редеет.
– Мне пришлось оставить тебя одну, чтобы ты удачно смогла осмыслить
