У него просто визуализатор сломался. Из-за возраста. Или он его у одной из девок потерял.
— Никогда не ешь со свидетелями и тем более с подозреваемыми, Лер, — по-дружески советует Тимур.
— Это почему это?
— Ты не можешь знать их мотивов.
— Да эта старушка просто божий Одуван, я тебя умоляю. Что она там могла криминального сделать? Руки не помыть или сметану просроченную в тесто замесить?..
— Я тебя предупредил, — посматривает на меня строго. — Ещё раз увижу — пойдешь дежурить вне очереди.
— Ладно, — соглашаюсь.
В конце концов, в его словах есть зерно здравого смысла, я просто расслабилась и потеряла бдительность. А он всегда такой. Собранный, красивый, с колючим подбородком…
Черт!..
— Я просто голодная, поэтому…
Не успеваю признаться, как телефон Тимура взрывается громкой протяжной мелодией.
— Дежурка, — ворчит он, включая кнопку на руле.
— Бойцов, — зовёт Сенечка Юрьевич из динамиков в салоне. — Ты там недалеко от центра?
— В центре.
— Там какой-то бессмертный в «Березке» дебош устроил. Подъедь, а?
— В «Березке»? В шашлычке, что ль? А я при чем? — потирает он бровь.
— Росгвардия била-била — не разбила, ППСовцы били-били — не разбили, мышка-Бойцов мимо проезжала, хвостиком махнула, яичко и разбилось.
Прыскаю от смеха, Тимур снисходительно на меня смотрит и продолжает:
— Арсений Юрьич, опять внука дочь оставляла на выходные?
— Так точно. Съезди Тим, разберись, что там и как.
— Ладно, буду минут через пять. За одним «пэпсам» сопли вытру. И шашлыком, может, угостят. Есть тут голодные, готовые пироги свидетельские жевать.
Оператор дежурной части отключается, а я отчего-то беспокоиться начинаю.
— Может, лучше ОМОН вызвать? — спрашиваю осторожно.
— Ага, и ФБР с Гарри Поттером. На шашлычку ведь напали, — смеется он. — Дело государственной важности.
Качаю головой. Бесстрашный, блин.
Через пять минут паркуемся у входа в «Березку». Подозрительно озираюсь, замечая машину Росгвардии.
— Сидишь здесь, — приказывает майор, застегивая кожаную куртку. — Ты. Сидишь. Здесь.
— Да с чего это? Я — оперативник, — гордо произношу.
— Ты не оперативник. Ты пробник. То бишь стажерка, — исправляет он. — Статью двадцать четыре пункт три помнишь? «Запрещается использовать стажера в оперативных мероприятиях, когда может возникнуть угроза его жизни…». Выйдешь из машины — накажу. По всей строгости.
— Боюсь, боюсь, — выплевываю ему в лицо.
— Цыц, рыжая, — произносит Тимур, чуть наклоняясь и пытаясь разглядеть что-то за окнами шашлычки. — Разберусь с дебоширом и позову тебя мясо жевать. Любишь мяско, фенистилка?
Раздраженно закатываю глаза и оставляю вопрос без ответа.
— Сиди, — напоминает и грозно хмурит брови.
Наблюдаю за удаляющейся широкой спиной, стараясь не сексуализировать образ начальника, то есть не снижать взгляд на его пятую точку. Проходит минуты три, прежде чем я вдруг ощущаю позывы мочевого пузыря. Ну что я могу сказать? Как всегда вовремя, черт побери!
— Ладненько, — пропеваю, осторожно выбираясь из автомобиля.
Закинув руки в карманы пальто, не спеша подхожу к двери «Березки». Нижняя ее часть металлическая, а верхняя состоит из стекла. Ухватившись за ручку, прислоняюсь лбом к прозрачной поверхности, пытаюсь разглядеть обстановку внутри. Неожиданно в грудь прилетает удар, а на лицо оседает какая-то жидкость. Словно воды в рот набрали и сжав зубы выплюнули. Я так всегда, когда белье глажу, делаю.
Резкий вздох.
Жжение в горле. И сумасшедшая резь в глазах.
— Суки, — орет мужской голос. — Мусора — уроды. А тебя бородач я запомню.
— Обязательно запомни, — слышу бас своего начальника.
Сидя на асфальте, пытаюсь прийти в себя.
— И почему я думал, что ты послушаешься, — рычит Бойцов, подхватывая меня на руки. — Мне иногда кажется, что ты мне дана в наказание. К примеру, потому, что я в детстве за собакой на прогулке не убирался, а матери врал.
— У тебя была собака? — спрашиваю тихо.
— У отца. Немецкая овчарка служебная.
Коротко киваю.
Дышу мурашками с его шеи. Пальцами твердые плечи сжимаю. Наслаждаюсь. Боже. Ну почему это так быстро заканчивается?
Опустив меня на сидение, Тимур заталкивает мне в руки пол-литровую бутылку воды.
— Промой глаза, пока. У этого козла баллончик с какой-то химией оказался.
Склоняюсь над асфальтом и послушно пытаюсь умыться. Глаза открыть до сих пор не решаюсь, но становится чуть легче. Особенно оттого, что Бойцов о наказании молчит.
— Ругаться будешь? — спрашиваю, когда слева хлопает водительская дверь.
— А есть смысл? — весело произносит он.
— Я в туалет захотела, — оправдываюсь.
— По-моему, все неоднозначные события в твоей жизни начинаются с этого, — произносит Бойцов, как бы размышляя.
Прикрываю щеки ладонями, потому что они горячими становятся. Это он на сцену в туалете спортбара напоминает? А как же «забыли-забили»?
— Куда мы едем? — спрашиваю, когда моё дыхание выравнивается.
— Домой тебя везу, раскрасавицу такую.
— Спасибо.
У меня на губах до сих пор вкус его кожи на шее, а руки словно впитали отпечатки с его плеч. Всё это усугубляется мужским запахом в салоне автомобиля и моим немного сбитым с толка, размякшим мозгом.
Слишком много «Бойцовых» стало в моей жизни.
«Бойцов-начальник» на работе, «Бойцов-бабник» на экране монитора каждый вечер, «Бойцов-любовник» во снах, а теперь вот ещё «Бойцов-друг», который вместо того, чтобы поругаться, странно молчит и везёт меня за тридевять земель в поселок.
Я в полнейшем раздрае.
Мне странно видеть его таким. Мне больно общаться с ним от лица другой женщины. А узнавая майора всё больше и больше, чувство ненависти и желание отомстить сквозь пальцы просачиваются и исчезают.
Потихоньку начинаю приоткрывать глаза и радуюсь, когда понимаю, что всё вокруг вижу, просто они немного слезятся.
Тимур подъезжает к нашему дому и по-дружески бьет меня по плечу:
— Лечись, стажерка.
Я не улыбаюсь. Не могу.
— Как звали твою собаку? — взглянув в темно-серые глаза, спрашиваю.
— Платон, — отвечает Тимур.
Отворачивается.
Замечаю, как его пальцы стискивают руль.
— И где он сейчас?
— Умер…
— Мне жаль.
— … защищая отца.
— Извини, — опускаю взгляд.
В душе — море эмоций. Бездонная яма с чувствами.
Я ведь многое узнала о Бойцове-старшем. Посмотрела в архиве. Когда он погиб, Тимуру всего десять лет было.
Десятилетний мальчик, в один день потерявший отца и собаку.
Радуюсь, что мои глаза вполне себе легально слезятся от рук дебошира.
Зайдя домой, я рыдаю до самого утра, а поднявшись с постели, преисполнена священной решимости. Первым делом загружаю компьютер. Воспаленными от слез глазами пялюсь на экран.
Открыв нужную переписку, быстро набираю:
«Я должна тебе кое в чем признаться…»
Глава 12
Судорожно вздыхаю и продолжаю печатать:
«… Тимур! На самом деле, Сюзи не существует. Всё это время тебе писала я — Валерия Завьялова. Фенистилка и стажерка. Или пробник, как ты любишь говорить.
Это было ненамеренно…
