талию.
- Нормально,- улыбается, поворачиваясь к нему лицом, смотря в его испуганные глаза, проводит пальцами по его щеке, губам чувствуя его поцелуй на своих. Он нежный, трепетный, но совершенно не трогает ее ни на каплю. Одно прикосновение Старкова сегодня вышибло ее из собственной оболочки, подбросило куда-то высоко-высоко, а сейчас она испытывает лишь раздражение и дикое желание, когда же этот обмен слюнями, наконец-то прекратится.
Это так странно. Почему раньше она не замечала того, насколько ей неуютно и не комфортно с Андреем? Почему она воспринимала свое раздражение за усталость, а отсутствие трепета от его прикосновений – за норму? Почему именно сейчас она осознала, насколько долго она обманывалась сама и обманывала Хартманна? Ответ был, но озвучивать его даже самой себе она не хотела. Хватит с нее этого трепета и сумасшествия, ей это не нужно. Ей не нужна вечно сбитая с толку и упивающаяся страстью Кораблева. Нет.
- Я тебя люблю,- шепчет ей на ухо.
А у нее бегут мурашки, потому что в этот момент она смотрит на стоящего позади Андрея Старкова, она чувствует его злость, видит, как она плещется в его омутах, и не может даже вдохнуть. Ей словно перекрывают поток воздуха, она смотрит в его глаза, теряя себя, вновь… Опять.
Артем стоит не шевелясь, все тело напряжено, а руки сжаты в кулаки. Сейчас он хочет лишь одного, выкинуть отсюда этого америкашку. Но во всей этой веренице, он ясно понимает одно, это не принесет ему ничего. Лишь очередная ссора, и закрытые руками уши. Хотя нет, наверное, сделай он так, она оглохнет для него навсегда. Уже больше никогда ничего не захочет слушать. Поэтому он стоит, как полный идиот, и смотрит ей в глаза. Там тревога, отчаяние, печаль, боль…там гамма чувств, но он не видит там одного – любви.
Ей больно, обидно, она в полной растерянности, но от нее больше не веет теплом, светом, в ней лишь порок и темнота. Непроглядная, совершенно ему неизвестная, и от этого становится не по себе.
Вера первая разрывает их визуальный контакт, отворачивается.
- Артем,- Алиска тыкает его локтем в бок,- пойдем,- тащит в сторону дома,- очень надо.
- Что опять?
- Там Аньке плохо, она перепила.
- Я здесь причем? – приподымает бровь.
- Она с тобой вообще-то приехала.
- Я ее с собой не звал, она сама увязалась, поэтому пусть сама…
- Артем,- злобным шёпотом,- не смей, слышишь! Не смей опять с ней связываться, в прошлый раз ты сел, потому что трясся за эту,- махнула рукой,- и тогда она была наивной овцой, а сейчас, ты посмотри на нее, ей на все плевать. Ты думаешь, она вся такая состоявшаяся, потому что пашет с утра до вечера, ага, знаю я, как она пашет, ноги сдвигать не успе…
Хлёсткая пощечина эхом отдалась в темноте просторной комнаты.
- Закрой рот, Алиса,- сжал запястье сестры,- иди к мужу, и не забудь вспомнить, когда будешь ему жаловаться, кто в очередной раз дал вам денег, чтобы весь ваш бизнес не прогорел.
Калинина сглотнула, шагнув назад. Щека продолжала гореть адским пламенем, но она даже не пискнула, почувствовав удар. Теперь рыдать было бы еще более глупым. Медленно кивнув, на шатких ногах, она пошагала на второй этаж, чтобы немного прийти в себя. Пока поднималась, то не могла поверить в то, что сделал брат. И сделал не за что-то серьезное, а из-за этой овцы. Опять она. Из-за нее в их семье и так была куча проблем, сначала Артём на ней повернулся, потом подставился сам, чтобы этой дуре ничего не угрожало, а она даже не соизволила приехать, когда он вышел, но это даже не все. Алиска хорошо помнила тот день, когда Артем вернулся из Москвы. Эта тварь блядовала с другими мужиками, да не абы с кем, а с тем, кто приложил руку к тому, что с Артёмом творилось за решеткой. И после всего этого он продолжает ее возносить!? Как, как такое возможно? Эту тварь придушить мало, а он…он ударил ее, родную сестру.
Из глаз выступили слезы, она стерла капли пальцами, пытаясь успокоиться, но руки продолжали нервно подрагивать, кажется, у нее начинается очередной панический приступ.
* * *
- За Россию выпьешь?
- Мне уже хватит, Миха,- на ломанном русском пробормотал Хартманн.
- А за Америку, ты что Родину свою не любишь, ты что не патриот, не мужик?
- Я не истинный американец, моя бабушка жила в Омске, она русская.
- Тогда тем более, грех не выпить!
- Хорошо,- со смехом.
- Вот, наш человек, мужик.
- За Родину.
- За Сталина,- втиснулся Старков,- Миха, на пару минут тебя можно?
- Ща, Андрей, две минуты.
- Я смотрю, у тебя появился новый друг,- оттащил Мишку в сторону.
- Не, он нормальный мужик,- мотая головой в разные сторону,- во такой.
- Похвально. Ты же не хочешь, чтобы твоего нового друга прикопали где-нибудь в лесочке?
Мишка завис, а потом понимающе хмыкнул.
- Что, неймется тебе, Старый, да?
- Не твое дело, давай активнее его накачивай.
- Да без проблем. Стой,- схватил за плечо.
- Руки, Миша, руки.
- Пардон, я спросить хотел, что у вас с Калининым произошло?
- А что?
- Вы не общаетесь. За весь день и словом не перекинулись.
- Скажем так, у нас семейные разногласия.
- Ты в курсе уже да?
- О том, что он играет? Знаю.
- И что делать будешь?
- Я уже выкупил у него весь бизнес, по бумагам теперь все мое, если еще раз сорвется, останется ни с чем.
- Отличный план,- протягивая слоги.
- Иди давай.
Рогозин возвращается к Хартманну, рядом с которым уже стоит Кораблева.
- Хватит, Андрей. Ты пьян.
- Верун, а ну тихо,- командует Мишка,- мужики отдыхают, иди погуляй.
- Ты сейчас сам гулять пойдешь,- шикает, подходя ближе,- Рагозин, ты думаешь, я не знаю, что он задумал?
- Ты про кого?
- Сам знаешь.
- Ты меня с кем-то путаешь. Андрюха! Давай еще по пятьдесят. Все, Вер, уйди, не мешай.
- Андрей, ты издеваешься?
- Вер, ну ты чего? Может, домой поедем?
- Все, не трогай меня, давай, упейся тут,- откинула волосы назад, уходя.
- Вер, стой!
- Андрюх,- Рогозин перехватил Хартманна, усаживая обратно. Да не суетись, пусть отойдет, потом поговорите, сейчас толку не будет, ты что не знаешь ее
