накрашены. Французский маникюр – белые полумесяцы поверх бежево-розовых дуг. Волосы у нее были уложены – другого слова я подобрать не могла. Не то чтобы это была модная прическа, но при всем том элегантная – аккуратный контур, обрамлявший наделенные врожденным благородством черты лица.
«Наверняка у них что-то совсем наперекосяк пошло, если Джейк позарился на старуху». Наверняка все так и говорили. А мне, быть может, следовало гордиться тем, что Джейк так кардинально отошел от стереотипа. По крайней мере, Ванесса не была одной из старшекурсниц с крепким телом и не слишком развитым умом – такой девушкой, к которой мне пришлось бы относиться почти с материнским укором. Она была старше нас обоих и принадлежала к поколению, у которого, по идее, было все – к тем людям, про которых говорили, что они все брали себе, пока ничего не осталось.
Когда Ванесса похвалила наш дом, я, раскрасневшись, держа в руках блюдо с мясными пирожками, решила пояснить:
– Дом не наш. Мы его снимаем. О своем я только мечтаю!
Кем я притворялась, говоря это?
– Тупая пизда, – пробормотала я еле слышно, брызгая средство для чистки стекол на журнальный столик и растирая его по поверхности.
Тогда я понятия не имела, с кем говорю, и все же губы покалывало наслаждение, словно кто-то тайно запечатлел на них влажный поцелуй. В университете на занятиях по женской самообороне нам говорили, что «пизда» – лучшее слово, если надо выругаться, оно в духе феминизма. Женский половой орган, влагалище.
Слово, значением уходящее в древность и символизирующее ножны. Предназначение, к которому должны были стремиться женщины, – служить прикрытием для мужского меча. В университетские годы один мужик в пабе сказал мне, что гендерное равенство невозможно, пока мужчина остается активной стороной в сексе, а женщина – пассивной. Я попыталась объяснить ему, что женщина также может доминировать над мужчиной, быть ведущей, но его это не убедило. Тогда весь этот разговор показался мне лишенным смысла, простой игрой слов, которая ничего не меняла.
Джейк увел мальчиков в парк поиграть в футбол, пока я прибираю в доме. Несколько дней назад вечером мы сидели на диване, и он систематично удалял Ванессу из всех списков своих контактов. В тот момент мне казалось, что это что-то означает, – то, как быстро может исчезать информация о Ванессе.
Я подвесила яркое елочное украшение на край каминной доски и представила в его переливах фотографию профиля Ванессы в одной из соцсетей. Ее лицо выглядело размытым, растянутым, как мордочка рыбки гуппи. А ее рот… Он казался чересчур большим, когда женщина улыбалась, а уж когда смеялась, становился просто огромным. Неплохо для…
Я покачала головой. Отвратительно. Я вновь испытала это ощущение – смущение, едкое, как кислота, чувство разбитости, скатывания в пустоту. Я не собиралась больше рожать, но вдруг отчетливо вспомнила, как чувствовала себя во время беременности: мной словно бы кто-то завладел. И я была счастлива. Я радовалась тому, что внутри меня кто-то живет, что я кому-то принадлежу, и каждую секунду мне было хорошо от мысли, что я не одинока. Кто-то мог смотреть на мир вместе со мной – безмолвный всегдашний спутник, время от времени толкавшийся изнутри.
Глава 22
Начали приходить гости. К каждому из них я присматривалась: знает или нет? Пыталась по взгляду и жестам понять, так ли это. Следила за тем, как брали бокал, как снимали пальто, какие вопросы задавали.
– Как поживаете?
– Что новенького?
– Как дети?
Все это совершенно обычные, нормальные вопросы, уговаривала я себя. Люди всегда спрашивают о таком. Я старалась спокойно делать дела и не обожглась, вытаскивая из духовки противень с пирожками. Джейк, похоже, вел себя совершенно непринужденно. Он стоял посередине гостиной с двумя мужчинами из футбольной команды – вечером по четвергам они играли в футбол. Он надел одну из самых лучших рубашек – темно-синюю, из тонкого вельвета – и закатал рукава. Пылал камин, было очень тепло.
У Джейка были мощные, крепкие предплечья. Предплечья у мужчин всегда были для меня любимой частью тела. Правда, волосы у Джейка на руках росли не густо и были светлыми. А я безотчетно предпочитала волосы густые и темные – кажется, в какой-то книжке рассказов читала о них. Такие волосы были похожи на карандашный набросок частого леса. Перед этим зрелищем я никогда не могла устоять – в кафе, на детской площадке, в поезде. Темные волосы ниже края рукава рубашки, от локтя до ремешка часов. Они помогали мне понять тех мужчин, которые в уме разъединяли женщин на отдельные части – грудь, губы, ноги… и это ощущалось в воздухе.
У одного из мужчин, с которыми разговаривал Джейк – Антонио, отца троих детей, – руки были как раз такие, волосатые. Я предложила Джейку и его друзьям пирожки с мясом и не отходила от них, пока мужчины не взяли по пирожку с блюда. Пирожки лежали в формочках из фольги и пока еще были слишком горячими. Антонио поднес пирожок к губам, прищурился, но откусывать не стал. Он встретился взглядом со мной. Мы с ним были знакомы ближе, чем большинство из тех, кто собрался у нас. Несколько лет назад мы уже приглашали его на ужин. Тогда Антонио напился и начал плакать без остановки. Был странный, светлый летний вечер, похожий на сон. Я прикоснулась к его руке. Его щеки стали мокрыми от слез.
Может быть, именно поэтому я, как только он на меня посмотрел, сразу поняла: он все знает. Антонио смотрел на меня, пытаясь понять, как я справляюсь со случившимся. Гадал, каково мне сейчас стоять в гостиной в красивом темно-красном платье. Я надела туфли на высоких каблуках, старательно причесалась, сделала макияж – тональная пудра, тушь, помада. Во время вечеринки подозрительно выглядит отсутствие косметики. К примеру, Фрэнки, жившая на одной улице с нами, явилась в джинсах и футболке – в одежде, в которой она весь день трудилась в саду. От нее исходил отчетливый запах пота.
Но Антонио видел, что я стараюсь держаться, что я делаю усилие над собой, держа в руках блюдо с пирожками. И он гадал, как мне это удается. Я извинилась и отправилась в санузел на нижнем этаже. Там я могла бы помахать перед лицом руками. Слезы можно было стереть и умыться холодной водой. Я могла бы прижать пальцы к горлу и постоять так минутку. Но около двери санузла я увидела нескольких женщин – это были мамы одноклассников моих сыновей.
– Намного старше, явно.
