– К сожалению, не так много, как я когда-то надеялся. Лет десять назад он подавал огромные надежды как кибернетик, но потом его увлек, если можно так выразиться, практический аспект.
– Материальный, вы хотите сказать?
– Ну, – Цанс сложил руки домиком, – о покойных, сами понимаете… Я-то надеялся, что из него выйдет крупный теоретик, а он… эх… – и домик развалился.
– Вы давно с ним знакомы?
Цанс посмотрел на меня как-то странно – как на человека, который ошибся дверью.
– Вообще-то он писал у меня диссертацию. Я думал, вы из-за этого пришли.
Вот это я упустил. Непростительно.
– Это действительно было давно, – оправдался я. – Но вы, насколько мне известно, продолжали с ним общаться. Вы консультировали его по самым различным вопросам – от математики до древней истории. Честно говоря, меня поразила ваша эрудиция. Лингвистика, история, антропология, космология, другие вселенные – десятки статей и все на разные темы.
– Неужели вы проштудировали мои статьи! – всплеснул руками Цанс, вышло весьма театрально.
Черт, а чем я, спрашивается, занимался всю ночь и еще, вдобавок, утро?!
– Ну, слово «штудировать» здесь вряд ли уместно. Скорее, просмотрел. Безумно интересно, кое что даже понятно.
– Понятно?! – возмутился он. – Да вы не поняли самого главного: все мои работы посвящены одной и той же теме, потому что в глубине, в основе всего того, что мы наблюдаем или переживаем лежат одни и те же принципы. У разума и у вселенных одни законы, о них-то я и писал!
– Всеобщие законы – это божественный модус операнди, – вставил я, ошибочно полагая, что цитирую статью Цанса.
Цанс вскинул руки:
– И имя того бога – Хаос!
– Помесь Хора и Сета?.
– Какой Хор! – Цанс, похоже, впал в отчаяние. – А ведь я старался сделать мои идеи общедоступными. По этой причине я брал в качестве примеров не только физические процессы, но и процессы, происходящие в обществе, искусстве, да где угодно! Везде найдется место хаосу, хотя, конечно, правильнее сказать, что иногда место находится детерминизму. Уж лучше бы вы не говорили, что читали…
Он сложил руки на груди замком и потупился в пол. Я его разочаровал и расстроил. Интервью срывалось. Я осторожно сказал:
– Про другие вселенные я точно понял.
– И что именно вы поняли?
– Другая вселенная может быть только одна, и время там течет вспять. Я даже знаю одно доказательство этого замечательного факта. Совсем простое.
– Вы?! Доказательство?! – изумленно вскричал он. – Доказательство никем не доказанной гипотезы? Потрясающе! Просто потрясающе! Ну так я слушаю вас, молодой человек…
Он переместился в кресло, закинул ногу на ногу и состроил гримасу типа «я весь внимание».
Конечно, никакого доказательства про Другую Вселенную я не знал. Полгода назад «Сектор Фаоннисима» опубликовал одну статью с какими-то измышлениями на эту тему. Статья была подписана Ларсоном, но писал ее не он, а некто Редактор . Мы, то есть рядовые сотрудники, статей не пишем, но зато подписываем, ведь, как ни как, а «Сектор Фаониссимо» – это наше прикрытие. Кто-то пустил слух, будто бы статьи пишет сам Шеф, пока его подчиненные в поте лица гоняются за преступниками. Проверит этот слух мне не удалось. Статью «Другой взгляд на Другую Вселенную» никто всерьез не принял, но идти на попятную было поздно, и я стал ее пересказывать:
– Все очень просто. Все мы склоняемся к мысли, что любая вселенная – наша или «Другая» – произошла в результате Большого Взрыва. Для определенности предположим, что Наша Вселенная возникла раньше, и время – и в Нашей Вселенной и в Другой идет в одну сторону. Спрашивается, как с нашей точки зрения должен выглядеть Большой Взрыв, породивший Другую Вселенную. Ответить на этот вопрос крайне затруднительно. Если учесть релятивистское ускорение времени, получается, что Другой Большой Взрыв обязан, с нашей точки зрения, длиться бесконечно долго. Любой здравомыслящий человек способен вообразить себе бесконечно долгое сжатие , но вообразить бесконечно долгий взрыв невозможно. Бесконечно долгий взрыв, это все равно что вообще никакого взрыва. Мы приходим к противоречию – взрыв есть, но его нет. Следовательно, мы видим не расширение Другой Вселенной, а ее сжатие, то есть время в Другой Вселенной идет в противоположную сторону. Поскольку противоположных сторон существует только две, то и Вселенных на свете только две – Наша и Другая. Вот и все доказательство.
Уже задолго до финального аккорда, я заметил, что с физиономией Казимира Цанса стали происходить какие-то странные метаморфозы: он сморщил нос и все, что было у него вокруг носа – как если бы на нос к нему уселась оса. Затем он стал мелко трясти головой – очевидно, чтобы согнать невидимую осу. При этом он издавал частое прерывистое сопение. Внимательно приглядевшись, я понял, что Цанс попросту смеется.
– Браво, браво! – различил я сквозь сопенье.
– Может, на бис?
– Увольте, – затряс он руками так же часто, как головой. – Но ваше так называемое доказательство меня искренне повеселило. Я даже готов простить вам то, что вы ни черта, повторяю, ни черта не поняли в моих статьях!
Браво, интервью спасено!
– Вы находите это доказательство ошибочным?
– Знаете что, бросьте читать научные статьи. Читайте учебники.
Интеллигентные ученые говорят не «идите лечитесь», а «читайте учебники».
– Список взять у Ливей? – спросил я.
– Я сам составлю, – парировал Цанс.
– Хорошо, ловлю на слове. Но вернемся к Чарльзу Корно. Скажите, в его словах или письмах не было чего-то такого, что могло бы подсказать причину, по которой его убили. Например, что-нибудь связанное с игрой, над которой он работал перед смертью. Или с прошлой игрой… В общем, что-нибудь…
Цанс нахмурился.
– Я слышал, убийца арестован. Какие-то личные мотивы, насколько мне известно.
– А если это не так? Что если убийство связано с игрой?
– Убийство с игрой… – седые брови поползли вверх, хотя, казалось, куда уж выше: брови у профессора и так были, как у филина, – и с завитками. – Нет, мне кажется, это маловероятно.
– А с научной работой?
– Он ее практически забросил.
– По материальным соображениям?
– Не только. Понимаете, от науки все требуют немедленных результатов. А я всегда говорил, что важен не результат, а понимание. Понимание законов природы. Корно не был против такой точки зрения, пока понимание позволяло добиваться результатов, например, предсказывать поведение той или иной физической системы. Но когда я доказал, что в нашем хаосе (я не имею в виду университет) предсказания невозможны, он сказал, что в моей науке поставлена точка, и обратился к практике. Как идти дальше, если идти некуда, сказал он мне десять лет назад. С тех пор мы общаемся заочно. Он задает вопросы, я отвечаю.
