– Что же это такое происходит! – воскликнул Мавгут. – Мои воины сражаются против меня! И я ничего не могу с этим поделать!
– Издохнув, они перестали быть твоими, – мрачно сказал Шалтарк. – Теперь ими командует смерть. Даже не знаю, каким образом Карглак сумел заполучить ее в союзники. Посмотри, каждый новый мертвец увеличивает число его воинов. Скоро мы останемся только втроем.
– Нет, вы как хотите, а мне это не нравится! – Мавгут стал поворачивать своего скакуна. – Надо, пока не поздно, удирать отсюда! Пусть Карглак подавится своим добром!
– Первый раз, когда я полностью согласен с тобой, – буркнул Шалтарк. – Не вижу смысла рисковать впустую. Сегодня Карглак намного сильнее нас, и здесь уже ничего не поделаешь. Лучше подстеречь его в каком-нибудь другом месте.
– Жалкие трусы! – набросилась на них Генобра. – И вы еще смеете после этого называться максарами? Проклинаю тот день, когда я связалась с вами…
Чернодолье не переставало удивлять Окша, до этого ни разу не покидавшего Страну жестянщиков.
Его просторы напоминали поверхность чернильного океана, мерно катившего к неведомому берегу свои могучие волны и вдруг превратившегося в камень. Ни одно дерево, ни один кустик не оживляли этого мрачного пейзажа, зато то тут, то там торчали неприступные цитадели – и уже давно покинутые хозяевами, и все еще обитаемые.
– Когда-то всю нашу страну окружала невидимая стена, одинаково непреодолимая и для мельчайших насекомых, и для громадных боевых машин, – рассказывала девчонка, при ближайшем знакомстве назвавшаяся Рагной. – Но с некоторых пор что-то в ней разладилось, и при желании всегда можно найти прореху. Первым, кто приложил руку к разрушению стены, была одна сумасбродка по имени Ирдана, кстати говоря, родственница моей мамаши. Если верить легендам, именно она должна была произвести на свет чудовище, которому суждено уничтожить всю расу максаров.
Местность вокруг выглядела совершенно безлюдной, хотя время от времени они натыкались на останки неведомых Окшу существ (голый камень, в отличие от земли, не принимал в себя мертвецов) или же на следы людоедских пиршеств.
Окш, куда более чуткий к опасности, чем Рагна, постоянно ощущал на себе пристальные недобрые взгляды обитателей здешних мест. Когда он сообщил об этом спутнице, та только беззаботно махнула рукой.
– Тут всякой дряни предостаточно. Но максаров они узнают издали и сразу прячутся от беды подальше.
– Где же тут можно спрятаться? – не поверил Окш. – До самого горизонта все как на ладони видно.
– Плохо ты нашу страну знаешь. Этот камень только кажется монолитом, – она что было силы топнула ногой. – На самом деле он как пемза. Всяких нор там больше, чем дырок в решете. Да только соваться в них я тебе не советую.
В отличие от других цитаделей Чернодолья, похожих на что угодно, но только не на человеческое жилье, замок Генобры (так, оказывается, звали мамашу Рагны) издали напоминал чуть ли не пряничный домик – искусно сложенные стены с зубцами и бойницами, крутые скаты черепичных крыш, вычурные башенки, позолоченные флюгера.
– Меня тут не любят, – сказала Рагна. – Понимают, что как только я покончу с мамашей, то и всех ее прихлебателей развешу на просушку. Поэтому здешняя стража скорее удавится, чем откроет мне ворота.
– Что же нам желать? – Окш понимал, что девчонка не жалуется, а затевает какую-то новую каверзу.
– Ты пойдешь вперед, а я пока спрячусь в какой-нибудь лощинке. Постарайся, чтобы тебя пустили внутрь. Пусть даже в качестве главного блюда для предстоящего обеда. Но особо с этим быдлом не церемонься. Не забывай, кто ты, а кто они.
– А если у меня не получится?
– Получится! Ты максар или дерьмо собачье? – накинулась на него Рагна. – Хватит за чужими спинами отсиживаться! Любой человек или мрызл против тебя то же самое, что волк против ягненка. Главное, заставь стражу открыть ворота. А там уж я подоспею.
Что-то неуверенно буркнув, Окш в одиночку направился к замку. Скоро он уловил на себе чужое внимание, но кто это был – стражник на башне или разбойник в засаде, так и осталось неясным. По звуку своих шагов Окш уже различал, где под ним сплошной камень, а где пустота.
Цепной мост, судя по всему, уже давным-давно не поднимался, зато окованные шипастым железом ворота были плотно закрыты. Если кто-то за ними и находился, то он или крепко спал, или вообще не имел мозгов – по крайней мере так казалось Окшу. Однако за зубцами нависающей над мостом башенки кто-то определенно скрывался и в данный момент во все глаза пялился на непрошеного гостя.
Этот взгляд и стал той путеводной нитью, по которой воля Окша проникла в сознание стражника.
До этого столь экзотическим способом ему приходилось общаться только с людьми – умными, глупыми, даже душевнобольными, но с людьми. Здесь же он словно вляпался в тягучую, неподатливую смолу. И что интересно – это было вовсе не сознание неразумной скотины, какие-то мыслишки там все же ворочались, но разобраться в них оказалось так же непросто, как прочесть каракули малограмотного пьяницы.
Похоже, в данный момент стражник мучительно соображал, кто это там топчется на мосту – бродяга, которого можно и камнем шугануть, или кто-то, явившийся по делу.
Чтобы заставить стражника спуститься к воротам, Окшу сначала надо было понять, кого он больше всего хотел бы видеть сейчас. Странствующего торговца съестным? Нет, стражник сыт, а еды в замке предостаточно. Винокура с бочонком на плече? Тоже мимо. Стражник никогда не пробовал спиртного и не видит в нем никакого проку. Сочную женщину не очень строгих правил? Это уже ближе. Но не женщину. Свою самку. Да еще в течке.
Зрение Окша вновь раздвоилось, и сейчас он видел весь окружающий мир и себя самого глазами стражника – черная, опостылевшая взору равнина, глубокий пересохший ров, узкий подъемный мост с единственной чудом сохранившейся ржавой цепью… А вот и она, желанная, влекущая, с призывными рубиновыми глазами, с вывалившимся от страсти языком, с нежной шерстью на животе и ляжках, с разбухшим, как бы воспаленным устьем влагалища, верным признаком урочной поры…
Нравлюсь я тебе? Хочешь ты меня? Тогда спускайся скорее, пока другой самец не опередил тебя… Что-то не так? Чего-то не хватает? Ах, тебе нужен мой запах! Терпкий запах загулявшей самки! Будет сейчас и запах, его мы тоже извлечем из твоего окончательно съехавшего сознания.
Ухая и повизгивая от вожделения, стражник бросился по винтовой лестнице вниз. Звякнула брошенная оземь алебарда, а затем, покидая гнезда, заскрипели тяжелые засовы. Стражник был от природы нечеловечески силен, похоть делала его еще сильнее, но очень уж массивными были створки ворот (здесь бы и полдюжины обычных людей не справились), а потому щель между ними увеличивалась нестерпимо медленно.
Делать нечего – пришлось помогать доведенному до исступления стражнику. Не выдержав совместных усилий, ворота распахнулись, и перед Окшем во всем своем уродстве предстал тот, кто так стремился совокупиться с ним, вернее с фантомом, созданным ухищрениями его воли и фантазии.
