его силы. Его возможностей. Еще он хочет найти Сару без условий и условностей. Защитить ее. Сделать это для Венеры, а не для себя.
Но его прекрасная nena ошибается. У Рамона свои мотивы. Он хочет спасти Сару ради их семьи. Хочет увидеть радость во взгляде его женщины. Хочет увидеть ее счастливой. Снова почувствовать ее эмоции.
Ее эмоции. Даже воспоминания о ее любви к их дочери разливались теплой волной в его груди. Предки, он готов выть от тоски и безысходности, даже убьет, наверное, за то, чтобы почувствовать хоть толику силы этих чувств к себе. И забрать всю эту боль себе, защитить свою малышку, несмотря на то, что она изо всех сил старалась изображать сильную и стойкую женщину. Точнее, Венера и была сильной, но нуждалась в защите, внимании и любви не меньше их новорожденной дочери. Если не больше!
Он почти оставил ее в Легории, убедил себя, что так будет лучше. Экрот защитил бы его истинную, а его супруга сделала бы все, чтобы Венера не чувствовала себя одинокой. Но nena решила иначе, отправилась за ним, вместе с ним, и Рамон разрывался между радостью и желанием оставить свою женщину в безопасном месте. Только могла ли она быть в безопасности вдали от него? Раньше Рамон считал, что он сам опасность, что его истинной рядом с ним светит только боль и разочарование. Но сейчас, после того, как он умер и воскрес, он не хотел расставаться с Венерой ни на одну минуту.
Интуиция, доставшаяся ему от предков, а, может, эгоистичное желание побуждало его взять истинную с собой. И по какой-то странной иронии, именно вместе они смогли не просто дотянуться до Сары, а найти ее. Пока Венера окутывала их дочь любовью, оставляла свое «сообщение», он считывал направление. На это ушла, наверное, тонна энергии, но теперь Рамон совершенно точно знал, где дочь.
На островах Джайо, куда они сейчас летели.
Венера отказывалась с ним разговаривать. Во-первых, потому что Рамон не сообщил ей о том, что собирался не просто связаться с дочерью, а определить ее местонахождение. Во-вторых, потому что вылетели они лишь на следующий день: он буквально заставил истинную отдохнуть и выспаться. Пригрозил, что ляжет с ней на одной кровати, если она не станет спать. К его огромной досаде сработало, Венера сделала все, только бы он к ней не приближался. Не притрагивался. Вздрагивала от любых прикосновений, от самых легких, невинных и даже случайных касаний. Это и злило, и одновременно придавало ему еще больше решимости разобраться с Альмой. Вернуть себе семью.
И совсем скоро он сможет это сделать.
Они долетели до Джайо ближе к вечеру следующего дня. Точнее, это на архипелаге был вечер, а в Легории уже давно глубокая ночь. Учитывая, что Венера все еще жила по прежним биоритмам, она не спала, когда они сели в аэропорте Хайла на материке. Дальше следовало добираться либо на вертолете, либо на катере. И Рамон понял, что после всего, что было, нескоро сядет в вертушку, тем более не посадит в нее Венеру.
Благодаря тому, что он настоял на отдыхе, истинная больше не выглядела так, будто вот-вот рухнет без сил: ушли темные круги под глазами, бледность, проявился легкий загар, который Венера приобрела в Вилемие. Она нравилась ему любой, но еще больше ему нравилось, что она чувствует себя отдохнувшей. Даже ее аромат изменился. Когда Рамон признал факт, что Венера важна для него, что она его истинная, что он влюблен в нее, ее аромат стал для него самым вожделенным запахом. Он мог почувствовать его на расстоянии. Он щекотал обаяние, призывал быть с ней, побуждал сделать ее своей. Волк внутри нее бесновался, желая воссоединиться со своей волчицей. И не объяснишь ведь своей звериной сути, что Венера пока не готова его принять. Признать истинным. Они будто поменялись с ней местами, и Рамон сполна почувствовал все, что испытывала его пара, когда он говорил, что ему важен и нужен только ребенок. Конечно же, он тогда сам себя обманывал, сам верил, что это правда.
А Венера? Говорит это лишь для того, чтобы причинить ему боль, отыграться на нем? Или действительно уверена в том, что между ними все кончено? О последнем Рамон старался не думать, сосредоточившись на своей единственной цели. На спасении дочери.
– Катер Зена уже в порту, – сообщил ему Хантер. – Я поплыву с тобой.
Рамон даже не собирался спорить по этому поводу: Прайер не только сильнейший волк, он умен и хитер, но главное, он на его стороне, и в таком деле от помощи отказываются лишь идиоты.
– А мы? – интересуется Венера. Впервые заговаривает с ним с тех пор, как он приказал ей отдыхать. Эта неугомонная женщина не желала терять ни минуты. Особенно после того, как Альма могла что-то заметить в поведении Сары. И спрятать ее.
Рамон придерживался другого мнения. При всей продуманности Альмы, она вряд ли могла даже предположить, что это возможно – настолько сильная связь истинных. Наверное, узнай Альма про эту связь, она бы охотилась не только на ребенка, на всю их семью. Их преимущество во внезапности.
– Вы с Али останетесь в гостинице, – отвечает Хантер. – Берн с ребятами за вами присмотрят.
– Нет, – заявляет его упрямая женщина. – Я должна плыть с вами.
Глаза Хантера вспыхивают синевой: кажется, упрямство истинной раздражает не только Рамона.
– Не мне объяснять тебе, насколько это опасно, Ви.
Но если в случае Рамона это оправдано – она его пара, то Прайер пусть держит свои эмоции при себе. Венера слишком много пережила, поэтому у Рамона вырывается утробное рычание, которое Хантер воспринимает по-своему:
– Ты серьезно хочешь подвергнуть опасности ее жизнь?
– Нет, – отрезает Рамон, – но это не значит, что можно обращаться к ней в таком тоне.
Обрадовавшаяся было истинная, хмурится:
– Ты не можешь оставить меня здесь.
– Поговорим наедине, – предлагает Рамон.
– Нет, – отвечает Венера слишком поспешно. – У меня нет секретов от друзей.
– Зато у нас есть секреты от вас, – заявляет до этого молчавшая Алиша. – Мне надо сказать несколько слов мужу.
Она хватает Хантера за руку и направляется к выходу из самолета. Они все-таки остаются одни, даже команда давно покинула салон. Это другой самолет, другой салон, но он навевает воспоминания о том, как он впервые вез Венеру домой, к себе на остров. Тогда его злило его притяжение к ней, ее важность в его жизни, но так же, как сейчас, Рамону совершенно точно хотелось шагнуть к ней, притянуть к
