пятьдесят, двести градусов. И третье — подобрать красители для него. От белоснежного до угольно-черного со всеми цветами радуги и посмотреть, как будет изменяться цвет и свойства материала при высокой температуре. Это все. Справитесь?
Я мог бы и не спрашивать об этом Мельникова, это было лишнее. Он лишь записал мои требования к себе в блокнот.
А теперь то, что я знал о ПВХ, но не мог сказать своему химику. Тот материал, с которым я работал, плавился при температуре в сто шестьдесят, сто восемьдесят градусов и все было бы хорошо, если бы не одно но. При температуре уже в сто сорок в структуре ПВХ начинали происходить разрушительные изменения. Цепочка полимера рвалась, высвобождая атомы хлора, которые в свою очередь продолжали разрушать соседние цепочки полимера. Своеобразная цепная реакция. И если не найти сейчас решение этой проблемы, то можно забыть о промышленном использовании ПВХ. Помнится, как-то раз при приготовлении смеси рабочие не уследили за температурой смешивания и все сырье в чане сгорело, почернело до состояния пористого угля. А вонь в цеху стояла такая, что хоть покойников выноси. На моей работе эту проблему решали тоже добавками, все действие которых состояло в том, что они должны были улавливать эти вырвавшиеся атомы хлора, не давая им разрушать соседние цепочки. Но этого я подсказать Мельникову не мог, так что буду подталкивать его к этой мысли потихоньку, полегоньку. И все у нас получится.
И еще одна проблема, которую я видел. И имя этой проблемы, как ни банально это звучит — станки. И если сделать механику обычного экструзионного станка, цилиндр со шнеком и фильеры было относитлеьно не сложно, то вот с электрикой нам придется повозиться. Особенно с нагревательной ее частью. Ведь сейчас, насколько я понимаю, в природе нет даже банальной термопары и примитивных термодатчиков. И как нам регулировать температуру нагрева и осуществлять принудительное охлаждение цилиндра? Ума не приложу. Но, как бы то ни было, будем думать и пробовать. Не знаю, может быть для контроля нагревательных элементов подойдет обычный реостат, а в качестве измерителя температуры старый добрый ртутный градусник. Может и подойдет такой вариант, но тут пока не попробуешь, не узнаешь. А вообще, придется нашему инженеру по электрической части как следует подумать и поизобретать. Мы долго будем ставить эксперименты, подбирать нужные составы и температуры, пробовать различные станки. И еще одна неприятность которую я уже вижу, была все в той же молекуле хлора, что вырывалась из цепочки полимера при нагреве. Ведь она будет разрушать не только само сырье, но еще и шнеки с цилиндрами. Хлор будет съедать металл, выгрызая в поверхности глубокие каверны. И за год активной работы все внутренности окажутся изъедены до такой степени, что они потеряют свою эффективность, на их стенках будет образовываться нагар, который будет очень сильно влиять на качество. А потому их придется регулярно менять. А это, блин, опять деньги и очень немалые. И решить эту проблему можно только одним способом — хромировать рабочую поверхность шнека и внутренние стенки цилиндра. И вот, у нас появилось еще одно направление для исследований и экспериментов для нашего небольшого литейного завода под Новгородом. Времени, конечно же, на все это уйдет уйма. А про деньги я уж и не заикаюсь — мне просто становилось страшно. И, если честно, если бы я не знал, что эта тема обязательно себя окупит и принесет златые горы, то ни за что бы за нее не взялся. Ведь с точки зрения бизнесменов нынешней эпохи это направление исследований неизвестно к чему выведет еще и вряд ли себя быстро окупит.
Глава 4
Все мои опасения по поводу бузы на моем предприятии оказались напрасны. Новость о бунте в Александровском селе дошла до моих рабочих только под вечер, да и то лишь смутными обрывками фраз. Что там на самом деле произошло, пока никто и ничего не знал. Лишь на следующий день, когда по городу прошли массовые ночные аресты, столица в подробностях узнала о случившемся, а газеты в красках описали кровавые события. И только тогда по цехам поползли нехорошие разговоры.
Как я и ожидал, на Обуховском сталелитейном заводе от «давления сорвало крышку». Предприятие «взорвалось», рабочие, не найдя понимания со стороны руководства выкатились на улицы, построили баррикады и встретили прибывшую полицию градом камней из брусчатки. Стражам порядка сильно досталось, и потому к ним на помощь пришла армия, которая и разметала бунт, огнем и прикладом. Постреляли служивые знатно, в газетах говорилось о десятке убитых и многочисленных раненых. Под шальную пулю попал даже ребенок. А поздно вечером и ночью, прошли повальные аресты. Брали всех без разбору, вытаскивали из постелей и прогоняли через строй полиции, которая выискивала запомнившиеся лица.
Много из моих рабочих утром активно обсуждали эти события, оказалось, что у кого-то знакомые принимали в этих событиях активное участие. Я с тревогой наблюдал, как люди перед сменой общались небольшими группками, эмоционально спорили и размахивали руками. Начало работы задерживалось на полчаса и мастера подгоняли рабочих, уговаривая встать за станки. Слава богу, что, следуя моим указаниям, увещевали дипломатично, без угроз и давления. Они соглашались с рабочими, что на Обуховском работодатели, в одностороннем порядке увеличив рабочее время, оборзели в край, но тут же напоминали, что у нас-то все по-другому! Напоминали им и о высоких заработках, и о восьмичасовом рабочем дне и об условиях труда, о которых на других предприятиях только мечтают. И потому бунтовать, и выражать свое недовольство попросту незачем. И рабочие, согласились с мастерами и наконец-то приступили к своим обязанностям. У меня отлегло от сердца. Вроде бы угроза забастовки и бунта нас миновала.
А через несколько дней я узнал от Мельникова, что Тентелевский химический погрузился на один день в пучину стачки. Завод встал. Рабочие объявили об остановке всех работ в знак поддержки обуховцев и в пику своему руководству. Требования предъявили те же — улучшение условий труда и увеличения заработной платы. И хозяева, напуганные недавними событиями, не стали гнуть палку, а попытались найти компромисс с рабочими. И, по словам нашего главного химика, вроде бы нашли общие точки соприкосновения с бастующими, и пошли на небольшие уступки. Что интересно, в газете об этой стачке не было ни слова. О ней я узнал только из уст нашего химика, у которого остались старые связи на там заводе. И потом, в течение месяца, я, таким образом, узнавал, что в столице