А потом случилось это. Павлик Костров закрыл меня спиной. Отгородил от персонального кошмара. Вышел вперёд, решительным жестом отправляя меня в свой крепкозадый тыл.
От неожиданности я уткнулась ему лицом между лопаток – прямо в пиджак за несколько тысяч баксов. Почувствовала, как рука Кострова по-хозяйски погладила меня за бочок, и стало легче дышать.
По идее, возмутиться нужно, объяснить, чтобы не путал меня с собакой, а на деле я плотнее прижалась лбом к его спине и судорожно вздохнула. Получился несчастный горестный всхлип. Правда, очень тихий. Возможно, Лёха его не услышал – я на это очень надеюсь.
– Потрудитесь выйти и закрыть дверь с той стороны, – сказал Павлик таким тоном, что даже я невольно сжалась.
– С чего бы? – холодно возразил Лёшка. – Рабочий день в разгаре, а с Юлией Сергеевной нам нужно утрясти важные моменты. Это вам бы я посоветовал покинуть кабинет, а потом – и стены здания. Судя по вашему внешнему виду, Юлия Сергеевна ясно дала вам понять, что вы – нежелательный гость или клиент.
– Рабочий день продолжится через несколько минут, а сейчас – обеденный перерыв. И, насколько я понял, Юлия Сергеевна не желает вести с вами беседы и тратить время, отведённое на законный отдых, на обсуждение с вами деловых вопросов. А я со своей невестой сам как-нибудь разберусь, без посторонних.
– А-а-а, жени-и-их-х-х! – издевательски протянул-прошипел мой бывший. – Ну так и я не посторонний. И тоже жених. А в обеденный перерыв могу и не дела обсуждать, а личное. Глубокое личное, проверенное годами.
Сволочь. Я покрепче впечатала лоб в восхитительную ткань и вдохнула запах Павлика Кострова, а затем взяла и сделала то, чего мне очень хотелось: обвила руками талию своего э-э-э жениха.
Горячий – это единственное, что меня порадовало. А ещё понравилось, как его живот дёрнулся под моими пальцами. И если уж взвешивать два зла, то Костров мне нравился больше, чем беседа с бывшим Ильиным.
Вот ведь: Лёшку я знала куда лучше, чем Павлика Кострова, а ближе и понятнее, не таким пугающим оказался почти незнакомый человек. Отец моих детей. И это придало сил. Влило их буквально в жилы, доставило кислород, куда надо, и мозг благодарно заурчал, заработал, как исправный мотор.
Я не отказала себе в удовольствии – погладила собственнически Павлика по животу, от чего он содрогнулся весьма ощутимо, доставляя мне незабываемые моменты торжества. Теперь я точно знаю, как его укрощать! А затем, вздохнув, отлипла наконец-то и вышла из-за спины-укрытия.
– Алексей… Дмитриевич, выйдите, пожалуйста. Мы с вами обязательно побеседуем после обеденного перерыва, – я скользнула взглядом по циферблату строгих офисных часов.
Мда-с. Ну, шесть минут – это лучше, чем ничего.
Лёха, хмыкнув, сделал шаг назад.
– Ну, заканчивайте, Юлия Сергеевна, со своим женихом начатое. У вас ровно пять минут. Этого, конечно, весьма мало, чтобы достичь пика… во взаимопонимании, но некоторым мужчинам вполне хватает, чтобы спустить э-э-э… пар. Ровно через пять минут я вернусь.
Ой, да вали уже, юный потомок Эзопа!
Вздох облегчения я не сдержала, когда за бывшим наконец-то закрылась дверь.
Егор
Я никогда не защищал женщин. Как-то не пришлось. Разве что в детстве, кажется, в третьем классе, заступился за одноклассницу, которая слыла изгоем, над ней все издевались, а она ревела и никак не могла дать сдачи.
В тот день мне расквасили нос, а Пашка потом отомстил обидчикам: быстрый на расправу, ему кулаками махать – лишь бы повод был. Он и сейчас такой, хоть с виду и не скажешь. Но в тридцать пять уже научился контролировать собственные действия. Почти.
А позже мне было как-то не до бразильских страстей: я вёл очень тихую скромную жизнь, где не оставалось места бурным чувствам, всепожирающему пламени. Я и девушек выбирал… удобных. Скромных, спокойных, никаких.
И вот меня угораздило. Юля Ефимова может быть кем угодно, но только не скромной серой мышью. Она скорее яркий праздник и океан всевозможных радостей и проблем одновременно.
И, тем не менее, меня это не пугало. А сегодня я вдруг почувствовал себя и Отелло, и защитником всех униженных и оскорблённых. И в нос этому громиле под потолок тоже хотелось двинуть.
Кто он, ёшкин кот? Какой жених? Бывший? Так мы его быстро узлом завяжем и плясать бубликом заставим. Юля с ним общаться не хотела, а значит я готов был сделать всё, чтобы оградить её от этого мерзкого типа с глазами, что сдирают с моей девушки не только одежду, но и кожу.
Юлька покачнулась. Я её подхватил. С тревогой подумал: она такая нежная. Не хрупкая тростинка, но и не крепкая девица. В самый раз, всего в меру. А главное – мне нравится.
– Устала? – спросил буднично, будто миллион раз это уже делал, и подвинул ногой офисный стул.
Юлька ни спорить, ни героиню корчить из себя не стала: кивнула благодарна и осторожно устроилась на мягком сиденье.
В глазах у неё – вселенская тоска. Судя по всему, накрыло здорово.
– Сейчас. Я сосредоточусь, – говорит то ли мне, то ли сама себя уговаривает. – Соберусь. Он вернётся, а я готова.
– Может, послать его?
Юля поднимает на меня глаза и смотрит так, словно думает, кто я такой и откуда взялся. Это немного обидно. Я чувствую себя одиноким и лишним. Ей что, этот Казанова дорог? Настолько, что она в себя прийти не может?..
– Павлик… Павел. Ты иди, ладно. Спасибо, что помог. А дальше я сама. Тут всё сложнее намного. Просто послать не получится, – вздыхает она.
– Может, объяснишь? Я сообразительный. Пойму, что к чему, – пытаюсь исподволь выпытать хоть что-нибудь.
Юлька качает головой, видимо, не собираясь ничего объяснять, а затем её прорывает, как истончившуюся наволочку, откуда летят пух и перья.
– Я полувладелица «Солнечного компаса». У меня часть акций. А Вадя свои продал Лёше. Так что теперь он вроде как мой компаньон и полуглава. А если учесть, что у него контрольный пакет акций, то…
Она умолкает, вздыхает тяжело.
– То есть всё дело в деньгах? – задаю наводящий вопрос.
– Да, – отвечает она честно, – но уже не совсем актуально. У меня их не было, чтобы стать владелицей всей компании, а теперь… – она устало махнула рукой.
Значит, деньги. Интересно, она бы попросила их у Пашки? Если это было целью, почему не сделала этого сразу?
– Этот тип… он что-то значил для тебя? – задаю ещё один мучающий меня вопрос.
– Значил. Очень, – Юля снова честна, и это вроде бы плюс, но больше всего на свете мне хочется двинуть себя в лоб и отмотать время на минуту назад, чтобы не спрашивать и не слышать её ответ. – Ты иди, ладно? – снова гонит она меня. – И прости, что я… В общем, прости. Считай, что ничего не было, – выдаёт она, а я готов взреветь паровозным гудком. Или пароходным. Не знаю: что громче, то и лучше.
