и на протяжении всего этого времени никто не сказал ни слова. Наверное, если бы муха пролетела по владениям Захария, её жужжание было бы сопоставимо с рёвом самолётной турбины.
Когда мы покинули здание, Бронислав сбросил маску заботливого наставника.
— Хочу, чтобы ты знал. Я не беру учеников. Уже давно. Это мой принцип. Но тебя, Ростислав, мне навязали. А хуже всего то, что я должен взять тебя в Пустошь.
Уже горячо.
— Навязали? — осторожно уточнил я.
— Информация конфиденциальная, — отрезал Бронислав. — Твой уровень допуска не соответствует…
Мы оставили двор учебного корпуса позади и зашагали по тихой улочке. Солнце активно прожаривало город, но инквизиторы позаботились о тени, высадив кучу деревьев. Кампус мне нравится тем, что здесь не носятся машины, а вот зелени хватает и дышится легко.
И тут меня накрыло пониманием:
— Великий Чертёжник? Он вас заставил?
Бронислав резко остановился.
Шагнул ко мне, схватил за плечи и встряхнул как тряпичную куклу:
— Повтори.
Напитав руки силой, я сбросил пальцы инквизитора и отошёл назад. Лицо Бронислава стало удивлённым. Хватка у карателя была крепкой, и он не ожидал, что я справлюсь.
— Великий Чертёжник, — повторил я. — Он же тут всем распоряжается, верно?
Бронислав начал озираться. Видимо, боялся посторонних ушей. Выглядело это забавно, ведь и так всё очевидно с распоряжением «сверху».
— Тише, — буркнул каратель. — Не кричи.
— Никто не кричит. Я спокойно говорю.
— Откуда… — Бронислав подбирал выражения. — Откуда ты знаешь про Чертёжника?
— Я получил от него письмо.
— Правда? Как это выглядело?
— Ну… червяк, вылезающий из стены. Металлическая тварь. Превращается в почтовый ящик, а потом…
— Достаточно, — прервал меня Бронислав. — Так оно и есть. Но никому больше не рассказывай, понял? Тебе не положено знать о таких вещах. По статусу не положено.
Я хмыкнул:
— Похоже, Чертёжник сам решает, у кого какой статус.
— Ты хоть понимаешь… что это знание доступно лишь на десятой ступени?
— Да мне пофиг. Это ваши заморочки. Я бы и в семинарию не поступал, но у меня договорённости с Чертёжником. Приходится выполнять.
— Издеваешься? Договорённости с… Чертёжником?
— Нет, — я выдерживаю тяжёлый взгляд Бронислава. — Не издеваюсь. Это правда.
Инквизитор несколько секунд сверлил меня тяжёлым взглядом, потом махнул рукой и зашагал дальше. Когда я его нагнал, Бронислав решил извиниться:
— Не держи зла, парень. У меня выдался не самый лучший день в жизни. Сначала я лишился провидца, затем мне приказывают взять в Пустошь вчерашнего резервиста. Необученного салагу! И это при том, что самые слабые из моих карателей носят графитовые рясы! Ты хоть понимаешь, насколько не вписываешься в состав?
— Постойте, — я решил всё же прояснить этот вопрос. — Пустошь? Это не шутка?
— Если бы, — инквизитор был мрачнее тучи. — Чертёжник так и написал: замени своего провидца на Володкевича. Возьми в ученики. А раз мне нужен провидец в Пустоши, тебя придётся взять с собой.
Мне стоило больших усилий, чтобы не засыпать отца Бронислава потоком благодарностей. Наверное, это выглядело бы жуть как странно. Никто в здравом уме и трезвой памяти не рвётся в Пустошь. А мне надо восстанавливать свою силу…
— Когда отправление? — только и смог выдавить я.
— Через неделю максимум, — отрезал Бронислав. — Идут последние приготовления. А этот приказ Чертёжника… ставит под сомнение успех экспедиции.
Я вдруг осознал, что мы идём не в сторону лесопарка.
Каратель вёл меня к той части района, что находилась в ведении консистории.
— И что теперь? — осторожно поинтересовался я.
— Оформим всё честь по чести, — буркнул Бронислав, — и займёмся твоей подготовкой.
Прозвучало зловеще.
— Это как?
— Я хочу, чтобы ты за неделю поднялся до второй ступени посвящения. Если не сможешь… какой тогда смысл с тобой возиться?
— Светло-серая ряса?
— Она самая.
— Но зачем?
— А затем, — скрипнул зубами отец, — что без второй ступени я не имею права тащить тебя через Врата. Таковы правила, их не мы придумали. А те, кто придумал, уж поверь, не были дураками.
Свернув на очередную аллею, мы приблизились к чугунным воротам, отделяющим территорию кампуса от владений настоящих инквизиторов. Тех, кто занимается оперативной работой.
В глубине сквера я увидел контуры монументального здания.
— Твой мир никогда не будет прежним, — заявил отец Бронислав.
И мы вошли в сквер.
Глава 10
Фронтир, застава Евроблока
чуть ранее описываемых событий
Бастиан Лагард посмотрел на часы.
Дежурство подходило к концу, но никто не удосужился его сменить.
Десять минут — это уже не опоздание. Это наглость. Лагарду хотелось в туалет, но он не мог оставить боевые позиции. Фронтир таких вольностей не прощает.
Бастиан был пулемётчиком.
И сейчас он смотрел на степь сквозь узкую бойницу и прицел. Ночью заставу атаковали летучие твари, было горячо. Рявкали зенитки, гремел пулемёт, падали вниз замороженные и вспыхнувшие от пирокинетических ударов монстры. Ночь в Пустоши — понятие относительное. Внешне ничего не меняется, только хищники активничают. Чтобы не сойти с ума, приходится настраивать часы по земному времени и придерживаться хоть какого-то графика.
А потом звери отступили.
Лагард даже заскучал.
Когда три или четыре часа кряду ничего интересного не происходит… это утомительно. Фронтир обычно не даёт расслабиться: постоянно кто-то прилетает, прибегает, подползает или выкапывается. На привратных территориях гораздо спокойнее, но там и платят меньше. Здесь же за месяц можно заработать столько денег, что на Земле хватит на пару лет безбедной жизни…
И тут — затишье.
Даже птицы куда-то подевались.
Насекомые перестали стрекотать в траве.
Пустошь в той её части, что окружала заставу, как бы вымерла. Люди тоже перестали выбираться на периметр. По стенам никто не ходит, не слышно и голосов переговаривающихся бойцов. А ведь эта застава Евроблока — одна из самых дальних. Отсюда выезжают исследовательские вездеходы в поисках месторождений кремчуга, редких ископаемых и тварей, части тел которых дорого ценятся руководством. Укомплектована застава как одарёнными, так и обычными людьми, имеющими уникальный опыт выживания в Пустоши.
В общем, забыть про Лагарда не могли.
Коллектив заставы — как механизм швейцарских часов. Точный, безотказный, неуничтожимый. Такой коллектив не совершает ошибок.
Где-то в глубине души Бастиана шевельнулось беспокойство.
Включив рацию, он произнёс в трескучий эфир:
— Пост-шесть, всё чисто. Когда меня сменят? Приём.
Ответом была тишина.
