пора.– Спокойно сказала Надя, на полпути к его губам, и убрала свою руку с его пальцев, и заспешила из машины. Влад непонимающе посмотрел на неё: «Она словно пытается отгородиться от меня. Что она задумала? Отделаться от меня? Эти её извинения. Конечно, она чувствует вину, но я на неё совершенно не злюсь». – Прозвенело у него в голове.
– Прости меня! – Услышал он её дрожащий голосок, с той стороны дверцы. И увидел в её печальных глазах слезинки, которые готовы сорваться в любой момент.– Я искренне не хотела втягивать тебя во всё это. Поэтому и держалась на расстояние в первые шаги наших встреч. Но скоро всё станет на свои места.– И показалось ещё мгновение, и она расплачется, но сдержалась, и с тоской посмотрела на него.
– Тебе не за что извинятся. – Услышал он свой спокойный голос, и подумал: «Она что прощается со мной? Нет уж, от меня теперь ты так просто не отделаешься!» – И поверь, я не отступлю от тебя, чтобы не случилось! Жди меня! И не предпринимай ничего, пока я не вернусь!
– Пора. – Твёрдо сказала Надя, и закрыла дверцу авто.
Влад только качнул головой в знак согласия, что нужно спешить, а разговоры потом. И со всей своей теплотой посмотрел на неё, давая ей понять, что она ему не безразлична.
Машина развернулась, и унесла Влада по дорожке в чащу леса. Надя проводила его мокрыми глазами, и сглотнула большой комок горьких слёз, и заторопилась в домишко, в котором не раз укрывалась от внешних угроз, на ходу шепча себе под нос: «Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!»
Перешагнула порог вместительной комнаты, на три семьи из четырёх человек. У левого окна одноместная деревянная кровать. У правой стены печь и столик из нетёсаной сосны. А посередине, у задней стены, не большой двустворчатый шкафчик, не покрашен, по высоте будет ей по плечо. Она шагнула к нему. И с последним «Пожалуйста!» открыла его дверцы. И по её желанию, в нём оказалось всё самое необходимое, чтобы поквитаться с ним.
Глава 10
Вячеслав
Яркие лучи светила пробивают своим жаром бронированное окно, моего кабинета. Серая ворона по ту сторону стекла, на земле, зелёного участка сада, зло сверлит меня своими чёрными пуговками. А страх словно тысячами иголками, колошматит мне мозг, не переставая с того самого момента когда узнал что она жива! Жива! Как?! Как она может быть жива?! Я ей лично пустил пулю в голову! Она гнила в земле два дня, прежде чем её обнаружили! Сам Пётр лично видел, и дал заключение, что она мертва! А теперь он сообщает, что она ожила! Как?! Николай уехал час назад, разобраться, в чём дело.
Страх полностью окутал меня. Руки мои дрожат, а тело знобит, как в лихорадке! И я не знаю, как с этим бороться! Я боюсь! Боюсь её!
От этих нахлынувших эмоций я снова и снова погружаюсь в тот далёкий день, когда познакомился с моим, теперь неизменным спутником, страхом. Мне пятнадцать. И родители, проявив ко мне внезапную заботу, без лишних трепов, покидали мои манатки в чемодан, и уволокли меня за собой в глухую деревеньку. Как же её название? Сейчас и вспомнить не смогу. Что-то связанно с воронами. А этих птиц было там предостаточно. У меня и так было прискорбное настроение. А бесконечное карканье под окнами бесило всё больше. И вот в тот день я скитался вдоль реки, чтоб хоть как-то развеяться. Как на дереве черёмухи я увидел гнездо. Их треклятое гнездо! А над ним каркали радостно две серые вороны. Я схватил палку у ног, и с яростью запустил в него. И чего я не ожидал, что из него выпадет голый птенец, думал, там будут только яйца. Гнездо из веток упало рядом с ним. Вороны дико каркнули в мою сторону, и закружили над своим чадом, а тот испуганно запищал на земле. Я же, злорадно смеясь, в два шага подскочил к нему, и схватил его дрожащее тельце, и побежал с ним к широкому омуту неподалёку, гогоча от взыгравшейся злобы.
– Что, проклятое вороньё хотите своего детёныша?!– Прокричал я на каменистом берегу, кружащим надо мной птицам.– Забирайте!– И что есть силы запустил его на середину омута. Птенец плюхнулся, создавая вокруг себя круги на воде, и затрепыхался жалобно выкрикивая. Серые вороны кинулись к нему, и безнадёжно закаркали над ним. Но мне этого было не достаточно, ярость требовала ещё. Я схватил из-под ног острый булыжник и швырнул его в птенца. Камень ударился об воду рядом с воронёнком, он ещё сильней закричал, а я дико заржал. И продолжил дальше кидать в него камни, с приятным чувством удовлетворённости.
Но замахнувшись в очередной раз, я остановился. Моё сердце тревожно забило по ребрам. И вот в этот момент я впервые почувствовал страх. На том берегу, в воздухе завис серый плащ из перьев птиц, а наброшенный на воздух колпак, словно на чью-то голову, был направлен в мою сторону. Мне стало тяжело дышать, я стал задыхаться, а страх колол меня своими иголками изнутри. Камень в моей руке обжог мою ладонь, и выпал. Я почувствовал, скручивающую и пронзающую боль по всему телу, как от колючей проволоки, от которой я не мог больше втянуть и глотка воздуха, и что-либо чувствовать ещё.
Но раздался крик, на том берегу, наполненный каждой ноткой ярости. Девчушка лет десяти, быстро перебирала ногами по зелёной траве босиком. И бросилась в воду, на выручку птенцу, но это у неё плохо получалось, больше барахталась, и похоже ей самой нужна была помощь. Я снова почувствовал твёрдую землю под ногами, и как тёплый воздух опять стал поступать в лёгкие. Я сглотнул пару раз. И как угорелый помчался в прочь, подгоняемым страхом, стучащим в моём мозгу.
Весь вечер я провалялся в кровати, покрытый холодным липким потом. Хотел покурить травки, но не смог заставить себя, от бивших меня изнутри эмоций. И я уже жалел о содеянном, позволив своей злости взять над собой верх, и удовлетворить её извращённые потребности. Мне действительно стало, искренне жаль, что я натворил. И не веря своему голосу, чего я не делал раньше, стал просить прощения у птиц. А от этого всего я впервые заплакал, как девчонка содравшая коленку. Я всхлипывал от слёз, глотал сопли, и просил, и просил прощения. Пока не провалился в сон.
Наутро мне стало лучше. Хотя тело всё ещё дрожало от тревоги. И не забыл снова попросить про себя
