Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Может быть так, что этот гвоздак, — он зажал в замасляных пальцах слегка оржавелую семидесятку, — будет стоить очень дорого. Там банки с тушенкой, — он кивнул куда-то за емкость с тосолом. — Кидай в машину.
— Ну, ты буржуйская рожа, — Сергей нехотя встал. — И в детстве у тебя всегда конфеты водились. В портфеле. Как сейчас помню. Теперь вместо сладкого тушенку ныкаешь?
— Конфеты… Конфеты шоколадные обязательно водились — чисто пацанячья заначка, — согласился Климентьев. — Оксанка поэтому со мной дружила, а не с тобой.
— Ах, вон в чем дело! — Лугин поднял коробку с консервами и едва удержал ее, согнувшись от смеха.
— Больше тебе скажу, — Денис обтер руку о тряпку и с мрачной серьезностью посмотрел на друга. — В восьмом классе я Оксанку так накормил шоколадом, что ее повело со мной целоваться.
Они рассмеялись вместе.
— Буржуй, может, кофе напоишь перед нашей хреновой дорогой? — спросил мичман, погрузив в багажник консервы и отобранные Климентьевым вещи.
— Липисдричества нет, — для верности Денис щелкнул выключателем. — Если хочешь, разводи «Шмеля».
Кофе они все-таки попили, закусив отвердевшей до неприличия колбасой «Столичная». Перед самым отъездом Лугин взял баллончик с нитроэмалью и намалевал на воротах гаража: «Прощай Москва! Вечная тебе память!». Выше вывел страшноватый крест.
Пока Денис покуривал на утреннем солнышке, Сергей смотрел на собственную надпись, жутко похожую на некролог — черными жирными буквами на темно-красных створках — и думал, что зря сотворил это дурачество. В этих мрачных граффити будто таилась то ли злая усмешка, то ли крикливое глумление над городом, который пока еще жив. А ведь по этому городу еще ходили хорошие и плохие люди, не сумевшие по разным причинам выехать на восток или запад, и не желающие верить, что скоро здесь все обратиться в мертвые руины.
Прежде чем направиться к Горьковскому шоссе, Лугин с Климентьевым решили дать крюка в Марфино, потом в Останкино. Если как следует потесниться, в джипе можно организовать место для еще двух, а то и трех пассажиров. Однако, проехав по знакомым адресам, никого они не застали на месте. То Сергей, то Денис поднимались на этажи, стучали в двери (потому что город был обесточен, и не работали звонки) им отвечала мертвецкая тишина, в лучшем случае радио, твердившее что-то об инопланетных звездолетах. Не было ни Сорбиных, ни Андрюхи Ерофеева с Ленкой, ни шумной семьи Сафиных. И даже стариков Джамбуловых не было. Лишь на обратном пути заскочив в Богородское, и поднявшись пешком на шестнадцатый этаж, Климентьев достучался до профессора Данцева. Составить компанию в бегстве на восток Григорий Сергеевич отказался. Он уже сидел на чемоданах, собираясь семьей к Гомелю на место посадки кафравского корабля.
— В Гомель бесперспективно, Григорий Сергеевич, — попытался убедить его Денис. — Разве не слышали, белорусы пропускают наших неохотно. Говорят, таким образом сводят счеты за цены на газ. Но если по чести, их тоже понять можно: сначала хотят устроить всех своих. А «свои» — все страна. И кафравцы… Эти черти ввели дискриминацию по возрасту. Слышали из новостей? Не вывозят никого старше тридцати двух. По их мутным понятиям даже Христа бы не взяли. В общем, крайне не советую — на Гомель только время потеряете, а его уже нет. Разумнее вас ехать с нами.
— Эх, Денис, — Данцев похлопал бывшего ученика по плечу. — За заботу спасибо. Молодчина ты — прибежал один из нашей молодежи. Но неужели думаешь, что профессор Данцев принимает решения от балды-папаньки?
— Даже в голову такого не приходило, — Климентьев чуть не поперхнулся, чтобы сдержать смех.
— Ты ж пойми, у меня железные связи с Национальной академией наук Беларуси. И оттуда уверенность, что я не останусь за бортом. Ждут друзья-белорусы. Зарезервировали места для моей семьи. С нами Хромов и Лучинский едет. Еще человек десять — пятнадцать из института. Кстати, завтракать будешь? — Григорий Сергеевич повернулся, помахивая ладонью, словно нагоняя на Климентьева крадущийся с кухни аппетитный дух. — Омлет с сосисками. А? Теперь когда такое отведаешь?
— Благодарю, Сергеевич, но откажусь, — аспирант мотнул головой. — Завтракали уже.
— А насчет Гомеля ты подумай, — настоял Данцев. — Для тебя и друга найдем места. Ответственно тебе втолковываю: Сибирь, Красноярск, Тунгуска — глупость чистой воды. Нигде на Земле не останется жизнепригодных районов. Дергать надо отсюда, вообще с планеты дергать, пока есть возможность.
— У меня мать, отец в Красноярске. И невеста туда вылетела, — хмуро заметил Денис.
— Ну тут уж… — профессор развел руками.
— Раз решили к Гомелю, поехал я, — Климентьев отступил к порогу. — Удачи, Григорий Сергеевич!
Данцев вдруг нагнал его и, проявив неожиданные чувства, обнял, шепча:
— Может, когда свидимся. Как бы хотелось! Как бы хотелось, чтоб на Земле пусть отчасти все было по-прежнему: леса, реки, птички-бабочки и, главное, люди!
Больше в Москве задерживаться было незачем. До Владимира машину вел Лугин — больно ему не терпелось почувствовать «Лэнд Крузер» на ровной полупустой трассе, где педалька газа сама просится вниз. Когда мичман разгонялся за сто сорок, Климентьев назидательно осаждал его:
— Бензин зря палим. Сбавь, Серж. Сбавь, тебе говорю!
Помогало ненадолго, Лугин снова, может быть, неосознанно спешил прочувствовать мощь четырехлитрового движка. Только у поворота на объездную, когда Сергей остановился, чтобы в придорожных кустах отлить утреннее кофе, Денис вернул свое законное место за рулем. Дальше поехали тише, встречный ветер не так ретиво врывался в боковое стекло, разбитое под Туфаново пулей, и Лугин позволил себе выставить наружу ствол «Бекаса». По его военно-морскому мнению, демонстрация вооруженной силы в пути была полезной. Их Тойоту за Ногинском трижды поджимал покоцаный синий «Крайслер» с явным намерением остановить. А там только попробуй, притормози. Даже Господь не знает, чем это обернется: в легкую можно остаться без топлива, без машины и жизнь заложить где-нибудь на грязной обочине, захлебываясь теплой кровушкой. Неприятная игра с «Крайслером» прекратилась, лишь когда Климентьев пальнул в воздух из дробовика. Подействовало. Образумились, отвалили.
Шипение асфальта под колесами разбавляли чудовищные пассажи «Апокалиптики». Они вырывались из динамиков сзади, и Сергею казалось, что «Лэнд Крузер» бежит, несется от неминуемого конца света, звучащему хором адских виолончелей, чернокрылой тенью налетающему на планету. Тень эта неторопливо и неумолимо движется с запада на восток, опустошая города, парализуя дороги и прорастая в сознании людей темными капиллярами безумия. Люди под этой проклятой тенью становятся марионетками, послушными чьей-то чужеродной воле, готовыми к любому лиходейству. Не только готовыми, а ищущими его, как пираньи, ощутившие вкус крови в воде, мечутся в поисках свежего мяса.
Лугин вспомнил убитую девушку в квартире Климентьева. Из сумрака еще не сложившихся мыслей на него будто
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
