оказалось, что три мага и так все прекрасно видели. Они были не рядовыми, а достаточно сильными, с большим резервом. Я продемонстрировала свою способность. Меня подробно расспросили обо всем и отпустили. Оказалось, что с ними уже побеседовали предварительно, и они были в курсе всех событий и происшествий.
А вот когда мы вернулись, нас стали ругать по новой. Теперь уже на два голоса. Потому что к мэтру присоединился уставший Арчи. Когда им это надоело они, наконец-то выслушали подробный отчет от братьев. Что, почему, какая химия и еще много всего. И вот уже потом все уставились на меня в выжидании.
И я начала рассказывать про то, что сказал мне Губерт ван Эйр. Потому как было ужасно интересно. Что за двенадцать? При чем тут лимон? И какой такой путь я начала?
Глава 6. «Сон рыцаря»
«Здесь покоится великий Рафаэль,
при жизни которого природа боялась быть побеждённой,
а после его смерти она боялась умереть»
Эпитафия на гробнице Рафаэля Санти в Пантеоне Рима.
— Все это очень странно, — задумчиво произнес Арчи, после моего рассказа. — А он так и сказал? Их двенадцать?
— Да. Больше ничего не добавил. А что приходит к вам на ум при слове «двенадцать»? — спросила я.
— Первое, что приходит в голову — это Совет Мудрейших. Там как раз двенадцать магов, — задумчиво произнес мэтр.
— Вы думаете, он имел в виду это? — с сомнением покачал головой Габби.
— Да, вот и я сомневаюсь, — поддержал брата Себ.
— Клари, а что приходит тебе на ум? Может это из твоего мира? — вдруг вмешалась эмакум Альма.
Она тоже присоединилась к нам в гостиной. И старательно подливала всем чай и угощала плюшками.
— На самом деле, много всего. У нас двенадцать апостолов. Есть двенадцать рыцарей Круглого стола, их число правда может меняться, но у некоторых авторов их двенадцать. Еще у нас в суде двенадцать присяжных заседателей. И двенадцать месяцев в году. Также поэма, очень известная, «Двенадцать» называется, — стала перечислять я.
Я бы так и не вспомнила всё сразу, но с тех пор, как прозвучало это слово, оно крутилось у меня в голове, и волей-неволей много всего пришло на ум.
— Так. Из всего этого можно выделить следующее: религия, рыцарство, законодательство, искусство, времяисчисление, — сделал выводы Арчи.
— По-прежнему не понятно, что из всего этого относится к нам? — заметил Габби.
— А у вас не так? — Я ведь по-прежнему многое не знала об этом мире.
— Ну, что-то похожее есть и у нас. Искусство однозначно совпадает. Времяисчисление — тоже. Правда, месяцев у нас одиннадцать, но зато двенадцать часов на часах, — отметил Мэтр.
— Еще закон. У нас же двенадцать магов в совете? — радостно подхватил Гарри.
— Да, и я встречала упоминания о двенадцати святых мучениках. Так что религия тоже участвует, — поддержала эмакум Альма.
— С рыцарями я не в курсе. Их там все время разное количество. Были и в нашей истории круглые столы, но кто их там упомнит, сколько участвовало людей, — попивая наливку, высказался Мэтр.
— И все это ни на шаг не приближает нас к решению загадки, — протянул Себ.
— Я думаю, бессмысленно гадать. Нам нужно больше информации. Нужны сведения о Магическом Граале. Никто из нас не помнит эту очень старую легенду. Нужно раздобыть о ней сведения, — выдал Арчи итог.
— И заодно поискать картины, где ещё он отображен. Возможно, именно они и подскажут что такое двенадцать? — спросила я.
— Можно попробовать, — улыбнулся мне Мэтр.
Две недели прошли спокойно. Братья вернулись в Университет к своей учебе. Я же переехала на второй этаж. Эмакум Альма настояла. Они вдвоем с Мэтром были счастливы, что я приняла их предложение об удочерении. Я не стала уточнять, что я его и не принимала вовсе. Меня поставили перед фактом в тюремной камере. И признали уже свершившимся дело об удочерении. Арчи просто, как всегда, некогда было это со мной обсудить. А Мэтр давно настаивал. Но я была даже рада, что все так получилось. Не знаю, хватило ли у меня наглости и дерзости в противном случае его принять. Все-таки я никто в этом мире. А Мэтр — это Мэтр. И они мне все ужасно нравились. И Эмакум Альма и её дети.
Теперь я заходила в любимое кафе только за стаканчиком кофе с утра, и поболтать с Элли. Завтраками, обедами и ужинами меня теперь на убой кормила Эмакум Альма. Но я не поправлялась почему-то так стремительно, как в своем мире. Мэтр высказал предположение, что это из-за ежедневного расхода магии. Я по-прежнему ежедневно практиковалась. И теперь не только на картинах в лавке Мэтра. С тех пор, как я получила лицензию, стали приходить из соседних лавок. И даже создали список ожидания. Мэтр был очень горд. Взымал за это плату и повысил мне карманные деньги. Так теперь называлось мое жалование.
И все было тихо и спокойно, пока однажды неугомонные братцы не прискакали из общежития с важным известием. Мы идем вламываться в особняк графа Альмавитского.
Они, как всегда, на выходных уже с утра сидели за завтраком и наперегонки рассказывали матери о событиях в Университете. На этот раз они были не одни, а в компании двоих друзей. Одного я знала. Он был поэтом и ухаживал за Элли. Его звали Ги Алониренн. Он обладал слабыми магическими способностями, направленными на стихосложение. Его произведения и в самом деле мне нравились, а его магия могла их украшать. Когда он их декламировал, на стенах потолке появлялись магические изображения. Если это было воспевание женской красоты, то в комнате парили красавицы всех мастей. Если природа, то лес, море или поля. В зависимости от того, что он воспевал. Братья по секрету сказали, что он еще увлекается порнографическими стихами и даже подрабатывает ими в злачных трактирах. Но в обществе благовоспитанной нески, то есть меня, он такое не читал.
А вторым мне представили огромного рыжего детину. Оказавшимся художником Свеном Харлинсоном. Он был откуда-то с севера и приехал к нам учится. Он был просто огромен. И огненно-рыж. То место, где на лице не было небольшой рыжей бородки, украшали веснушки. А еще в моем присутствии он отчаянно краснел. И тогда он становился похож на огромную морковку. Свен почти всегда молчал и робко на меня косился. Он не достиг еще положенного двадцатидвухлетнего возраста и был несовершеннолетним по здешним законам.
После завтрака братья с самым заговорщицким видом не дали мне спустится в