чайки заботится о пропитании самки, многие виды высиживают потомство поочередно.
Серебристая чайка, она же «хохотушка», охотно вьет гнезда на мансардных крышах низкоэтажных домов, и жители прибрежных городков могут видеть, как чайки выращивают птенцов на крышах, откладывая яйца за дымоходами. Период гнездования у них начинается в начале мая.
Срок высиживания птенцов у серебристых чаек – 28–30 дней, причем яйца они откладывают с интервалом в 2–3 дня. Средняя продолжительность жизни чаек составляет 15–20 лет.
Аня с собакой дошла до конца набережной, поднялась на холм и продолжила бродить по извилистым улочкам, встречая старые домики с причудливыми крышами, небольшими окошками и благоухающими плетистыми розами в палисадниках.
Полыхающая герань на подоконниках домов и квартир, петуньи на кованых изгородях балконов, кое-где висевшее во дворах белье, развешанное словно флажки между деревьями, – все это придавало городку особый шарм, создавая атмосферу уютной жизни, напоминавшей о детстве.
В небольшом сквере прогуливались голуби, они, курлыча, переваливались с лапки на лапку, клевали хлебные крошки, оставленные бабушками. Ане стоило предвидеть, что птицы могут вызвать интерес у ее спутницы, но она не ждала подвоха, поэтому, когда Руна рванула вперед и понеслась, как дикая лань, девушка не удержала поводок и упустила ее. Аня побежала следом, но город она не знала, а молодая и прыткая овчарка оказалась проворнее: устремилась вверх по улице, повернула за дома и скрылась из виду.
Аня несколько часов беспокойно блуждала по городу, расспрашивала прохожих, заглядывала в тихие дворики. Она искала собаку на остановках, у магазинов, вдоль ровных рядов припаркованных машин. Набравшись смелости, Аня позвонила Роберту.
– Аня, вы где? – ответил он сразу же, как только услышал звонок.
– Я в центре. Роберт, я потеряла Руну, – вздохнула она.
– Да нет же! Она здесь, со мной! Она прибежала час назад! – сказал Роберт.
– Я скоро подойду, – тихо произнесла Аня.
Она зашла в продуктовый магазин, как и просил Роберт, купила собаке мяса и пришла на пляж. Тот как ни в чем не бывало сидел на своем стуле, у его ног лежала Руна, рядом на песке сидели две худосочные загорелые девицы. Ничего нового. Аня подошла, сунула Роберту в руки пакет с мясом и поспешила уйти. Она боялась наговорить лишнего, кровь кипела в жилах, гнев распирал изнутри.
– Эй, ну куда же вы? – крикнул Роберт ей вслед, но она не обернулась и не проронила ни слова.
Чувство одиночества и никчемности комом застряло в горле, Аня не шла, почти бежала все три километра до дома, изо всех сил стараясь успокоиться.
Придя домой, Аня достала из чемодана потрепанный временем ежедневник с темно-синей обложкой и ободранными уголками. Здесь были собраны самые яркие, самые чудесные и также самые мучительные воспоминания ее детских лет. Ей вдруг отчаянно захотелось вернуться в те годы своего детства, когда все было легко и безоблачно, спрятаться за родителями и просто жить, ничего не ища и никому ничего не доказывая. Она погрузилась в чтение дневника, чтобы отвлечься от злости на Роберта, который выводил ее из себя.
Аня любила вспоминать свое детство, потому что считала его очень счастливым и привольным. Она выросла на закрытых пограничных заставах, квартиры сменялись домами и снова квартирами, менялись города и даже страны, но одно оставалось неизменным: целый двор босоногих детей, с утра до вечера играющих на улице. Грязные руки, разбитые в кровь колени, улыбки до ушей и невероятные приключения, пропитанные духом свободы и верной дружбы. Вечно открытые настежь двери и окна, кот, запрыгивающий в форточку с улицы, друзья, толпами снующие туда-сюда, мама, играющая на фортепиано. Все было просто и понятно. И она никогда не бывала одинока.
Воспоминания. Узбекистан
Мне недавно исполнилось четыре года. Я сидела в песочнице с подругой Аленкой. Неподалеку мальчишки играли в войнушку, а пес на цепи надрывал глотку, заливаясь лаем на кур, вальяжно разгуливающих по двору в поисках зерна.
Рядом прополз скорпион. Хотя мы знали, что его ни в коем случае нельзя трогать, но воспринимали его как обычного паука с красивым хвостиком и клешнями. У нас таких водилось много, и они не были нам в диковинку, в отличие от огромной ящерицы, обитавшей в просторной клетке посреди двора. Ящерица забиралась вверх по прутьям и, вытягиваясь в длину, оказывалась намного выше меня. Мама называла ее «варан», и я много лет думала, что это имя. Вид у варана был устрашающий: серовато-желтая спинка с темно-коричневыми полосами и крапинами, длинный хвост, голова, напоминающая змеиную, и самое мерзкое – длинный язык, раздваивающийся на конце. Когда мы проходили мимо клетки, то старались не привлекать к себе внимание варана. Он хотя бы был отгорожен от нас стальными прутьями, а вот змеи, что водились в Узбекистане, были гораздо опаснее гигантской ящерицы.
Пограничная застава, куда папу направили на службу из Москвы, сиротливо раскинулась на берегу реки Амударьи, разделяющей Узбекистан и Афганистан, посреди песков, под палящим зноем.
Мои воспоминания залиты солнцем – я совсем не помню, была ли там зима, но я помню песок повсюду. А из окна машины, когда нас куда-то везли, – бескрайние поля с алыми маками и синими колокольчиками, прораставшими прямо на выжженном солнцем песке. Днем мы жмурились от света, а вечерами любовались бархатным небом, щедро усыпанным звездами, словно россыпью алмазов.
Край, где мы жили, славился суровым климатом. Летом температура воздуха могла достигать сорока градусов. Но жара была не так страшна, как песчаные бури, поднимающие огромные столбы песка. В такие дни люди без острой нужды не выходили из своего жилища – старались отсидеться дома.
Мама заделывала окна целлофановыми пакетами, а под входную дверь подкладывала мокрые тряпки. Это означало, что ближайшие дни нам придется провести, не выходя наружу. Ветер Центральной Азии, приносящий клубы песка и пыли, задувавший во все щели и безжалостно хлеставший по лицу, попадавший в глаза, уши и рот, называется «афганец». Он возникает стихийно на краю пустыни Каракум, со стороны Афганистана. Он может дуть от нескольких суток до нескольких недель. В такие дни видимость на улице плохая, жители прячутся по домам, закупоривая окна и двери, чтобы песок не проник внутрь.
Я нечасто покидала территорию военной заставы, моя жизнь проходила в нашем дворе, огороженном высоким кирпичным забором. Стена была настолько толстой, что, взобравшись на нее, можно было без труда пройти поверху. Забор был небрежно выкрашен белой краской, местами кирпич обсыпался, оголяя коричневый камень. Мы представляли, что это наша крепость, а двор
