и напитки, ей удалось подслушать, что Хомураби-доно в каком-то роде их сосед — все земли в округе, включая саму гору, принадлежали ему. И он рад, что часть леса, проигранная им Императору за партией го, пожалована такой порядочной и знатной семье. Он редко бывает в столице, поэтому хорошие соседи стали бы для него настоящей отрадой. Что ни делается, всё к лучшему, не так ли?
— Полно ли, все земли изначально жалуются Императором! Как можно проиграть ему земли, подаренные им же? — всплеснула руками Нурико. Коэми-химэ лишь пожала плечами:
— А тебя нисколько не смущает то, что он играл с Императором в го?
— И это тоже странно… Тогда он ведь должен быть очень знатным, ведь так?
— Увидишь его завтра и поймёшь, — принцесса мечтательно расчёсывала волосы. — Он похож и на луну, и на солнце одновременно.
Нурико лишь сокрушённо качала головой — не о том думала обычно такая трезвомыслящая госпожа. Может, горе сломило её, и она решила отдаться на волю течению? Ночью Коэми-химэ проснулась от тихих звуков сямисэна, доносящихся откуда-то снаружи. Похоже, никого больше эта странная полуночная игра не разбудила. Накинув на плечи кимоно, никем не замеченная, она выбралась на улицу. Сакура уже доцветала, роняя последние лепестки на землю. Звуки привели её к одному из павильонов в глубине сада. Принцесса выглянула из-за дерева пытаясь рассмотреть кто же играет такую медленную, задумчивую мелодию, как вдруг заметила мелькнувшую тень, и сразу же раздался приглушённый голос:
— Мой господин, я узнал, что вы хотели.
— Так почему же милая Коэми-химэ такая заплаканная?
О, этот мягкий голос! Принцесса прислонилось к дереву: казалось, каждый раз, когда она слышала этот голос, её ноги теряли силу.
— Я подслушал разговор служанок. Они говорят, ками этих земель наложил на принцессу проклятье — если она не пошьёт за год прекрасное кимоно, то ками изведёт всю семью. Тайджи-доно, отец, сказал, что чтобы отвести проклятье отдаст её за первого же, кто попросит её руки.
— Вот как? — казалось, молодой господин раздумывает о чём-то.
— Времени ей отведено до следующего ханами.
— Что ж, — он резко ударил по струнам. — Можешь идти.
— Мой господин, не думаете же вы…
— Иди, Цукикагэ, иди, — молодой господин опять начал медленно перебирать струны.
Тень мелькнула и исчезла. Похоже, странный собеседник покинул Хомурабидоно. К чему был этот разговор? Коэмихимэ так и подмывало выйти к Хомурабидоно, но не придумав достойного повода, она вернулась в комнаты.
Сон не приходил к ней до самого утра. Время от времени в углах мерещились тени, а из сада доносились странные звуки. Как будто бы все мелкие духи по какому-то делу решили выйти сегодня ночью на разведку. Принцесса забылась в беспокойной дрёме только перед самым рассветом, когда небо уже начало постепенно сереть.
— Моя госпожа, просыпайтесь, моя госпожа! Удивительные новости! — тормошила её Нурико. — Скорее, моя госпожа! Весь дворец говорит только об этом!
— В такую рань, что случилось, Нурико? — Коэми-химэ сонно потянулась.
— Хомураби-доно просит вашей руки у Тайджи-доно!
Вся дворовая прислуга возбуждённо шепталась по углам, Коэми-химэ шла и слышала, как волны этого шёпота вырастают прямо за спиной подобно цунами.
Раненой птицей она влетела в банкетную залу — но там были лишь отец с гостями. Не слыша их призывов, она убежала прочь в поисках молодого господина. Принцессе было и радостно, и горько — с одной стороны, её сердце уже принадлежало Хомурабидоно, пусть он об этом и не знал. А с другой стороны, отец ведь отдаст её в его семью, и тогда и Хомураби-доно, и вся его родня погибнут! Коэми-химэ нашла его в той же беседке, где он играл предыдущей ночью на сямисэне. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся и, увидев, кто к нему спешит по садовым дорожкам, улыбнулся.
— Хомураби-доно! — Коэми-химэ расплакалась.
— Что случилось, Коэми-химэ? Кто тебя обидел? — встревожился гость. Принцесса могла лишь продолжать плакать и горестно качать головой. — Скажи, кто тебя обидел, и я разберусь с этим мерзавцем!
— Не надо! Не надо, Хомураби-доно! Не просите моей руки, прошу вас, уезжайте!
— Неужели я тебе не к душе? — Хомурабидоно мягко обнял её. — Прошу тебя, успокойся. Что тебя тревожит?
— Вы же знаете, что на мне лежит проклятье демона-лисы. Зачем вы обрекаете свою семью на гибель? Уезжайте, пока не поздно!
— Я не боюсь проклятья. Тайджи-доно дал согласие на нашу свадьбу, и завтра же проведут церемонию венчания. Мы с тобой уедем из этого места, не успеют осыпаться последние лепестки с деревьев.
— Но как же демон-лиса?
— Тебе ведь нужно за год пошить кимоно, в котором не стыдно прийти на приём к Императору, ведь так?
Принцесса кивнула.
— Если ты пошьёшь его, то проклятье рассеется. Не бойся, я помогу, и ты успеешь вовремя.
— Но… — Коэми-химэ попыталась возразить, но Хамураби-доно не дал сказать ни слова, приложив палец к её губам.
— Не беспокойся, всё будет хорошо.
На следующий же день сыграли свадьбу. Все гости, кто в это время гостил во дворце Тайджи-доно, участвовали в празднике. Многие ворчали, что никак здесь пытаются скрыть позор семьи — так быстро отыграть свадьбу было кощунством, нарушением всех обычаев. Особенно печалились молодые люди, которые раньше рассчитывали просить руки Коэми-химэ. Весь день шёл пир, казавшийся бесконечным. Но вечер неуклонно близился. Вот и настал момент, когда молодожёнам пришло время покинуть гостей.
Как поведёт себя Хомураби-доно? Коэмихимэ знала много историй, но самой ей ещё не приходилось ложиться с мужчиной на одно ложе. Наконец, служанки оставили её одну дожидаться прихода мужа. Нужно броситься ему на шею или ждать, пока он сам сядет рядом? Занятая своими мыслями, принцесса не заметила, как молодой господин вошёл в опочивальню и замер у двери, наблюдая за ней. Возможно, дрожью ресниц или напряжённостью пальцев она выдала своё волнение. Хомураби-доно бесшумно опустился рядом и взял Коэми-химэ за плечи. Мягко повёл руками, освобождая плечи своей молодой жены от кимоно. Поцеловал в основание шеи.
— Сегодня Коэми-химэ выглядит прекрасней, чем все цветы, которые я когдалибо видел, — прошептал он.
Это была ночь поцелуев и нежных прикосновений. Никогда раньше Коэми-химэ не испытывала чего-либо подобного. Хомураби-доно, казалось, исследовал каждый закоулок её тела. Глазами, губами, руками. И потом… Никакие слова не могли описать тех переживаний.
Прошла ночь, наступило утро. Пришла пора
