— Алесия, ты готова? — раздался на лестнице голос Оаннель.
Я не знала, к чему именно я должна была быть готова, поэтому, на всякий случай, я ответила:
— Нет.
— А чем же ты занимаешься! — взорвалась Оаннель, и её мощные шаги загрохотали по ступеням.
— Ты разве ещё не оделась… Так оделась же! — воскликнула Оаннель, увидев меня в костюме, — На вот, возьми денег, купи себе нитку и иголку, мыла побольше, и приведи в порядок свой сценический костюм.
Очевидно Оаннель Хелок была очень экономной женщиной. И правда, зачем тратиться на новый сценический костюм для певицы, если есть старый? И пусть он на пять размеров больше, пусть он старый и пропахший затхлым потом, иголка, нитка и мыло творят чудеса!
Вот только чудеса при помощи иголки, нитки и мыла предстояло творить мне. А я то вовсе не чудесница.
— И как я приведу это платье в порядок? — Осведомилась я у Оаннель.
— Не знаю, — отмахнулась Оаннель своей полной, унизанной перстнями рукой, — прояви фантазию. Но только быстро, к вечеру всё должно быть готово. Публике не понравится, если ты опять выйдешь на сцену в лохмотьях.
— Тогда дайте мне больше денег и я куплю себе нормальное платье, — сказала я ей.
— С какой это стати я должна давать тебе деньги? — изумилась эта хозяйка ресторана.
Я аж оторопела.
— Но как же… А зарплата?
— А комната в которой ты живёшь? — надвигаясь на меня грозным шагом прохрипела Оаннель, — а еда, которую ты ешь? А костюм этот?
Я уже упёрлась спиной в стол — а Оаннель, хрипя и брызгая слюной, всё ещё продолжала на меня идти.
— А то, что я тебя без документов к себе взяла? Это что, по твоему, всё бесплатное?
Мысль, о том, что зарплату мне платить не будут, что меня, оказывается, взяли работать за еду и крышу над головой, была очень обидной, очень. Но порефлексировать над этим я не успела, потом что из-за спины моей ужасной хозяйки выплыл гигантский букет роз. Это было просто какое-то розовое облако розового цвета, его нёс в руках всё тот же медный робот Томми. И весь этот цветочный массив пах так одуряюще, что Оаннель немедленно перестала орать на меня, и ошарашенно уставилась на букет в руках робота.
— Это откуда? — удивлённо спросила она.
— Для барышни Алесии, — отчеканил робот, — доставили только что. И ещё — это.
И робот протянул мне большой, обёрнутый расписной бумагой пакет.
Определённо, это был день подарков. Сначала костюм от Оаннель Хелок, теперь ещё и розы. Это, конечно, сарказм. Костюм Оаннель на подарок никак не тянул, это была, скорее, подачка.
— Ну, скорее, разверни пакет! — громыхала Оаннель над моим ухом, — быстрее!
Я вертела большую коробку и так и сяк, пытаясь развернуть её, не порвав красивой, в ручную разрисованной бумаги. Наконец, мне это удалось. Аккуратно развернув плотный, шершавый лист, я извлекла из под него алую коробку, а в ней я нашла платье.
И какое это было платье!
Тёмно-синее, пошитое из тонкого струящегося бархата, с завышенной, перехваченной поясом талией, и глубоким вырезом, из которого была видна целомудренная сорочка, расшитая мелким жемчугом. У пояса, в тон этой сорочке была одна декоративная кисть, тоже вся в жемчуге. А под платьем в коробке оказалась ещё одна, другая коробочка, поменьше, а в ней — шляпка, или, скорее, небольшой светлый тюрбан, украшенный тёмными, почти чёрными перьями. Платье казалось воздушным и тонким, — но это было чисто внешнее впечатление. Как и положено платью приличной жительницы Марса, это синее бархатное одеяние было плотным и многослойным.
— Тут есть записка! — сказала Оаннель, погружая свои загребущие руки в шёлковое нутро алой коробки, — здесь написано: «С любовью, Эбрел».
И свет, что называется, померк. Хотя, чего я ждала? Что мне кто-то просто так подарит роскошное платье, просто за то, что я есть?
— И сценическое платье шить не надо! — ликовала скаредная Оаннель, — ты можешь выступать прямо в этом!
— Нет, — сказала я, с великим трудом отрывая великолепное синее платье от себя, прямо от сердца отрывая, и откладывая его обратно в алую коробку, — нет, я не буду его носить.
— Да ты что, совсем рехнулась? — изумилась Оаннель, — певицам всегда дарят подарки! Это нормально! Иметь поклонников — это нормально!
Конечно, нормально. До тех пор, пока этот поклонник не заявится к тебе в гримёрную, и не предъявит счёт.
— Я не буду это носить, — сказала я, чувствуя, как отчаянно тоскует моя душа по нормальной одежде.
— Ну и дура! — чуть ли не плюнула Оаннель.
— Томми, унеси это всё обратно.
— Куда обратно? — спросил робот.
— В службу доставки. Пусть вернут тому, ко послал.
Оаннель прищурившись, смотрела как уходит робот. Когда облако роз скрылось в дверном проёме и принялось опускаться вниз по ступеням, она повернулась ко мне.
— Что ж, милочка, а новые песни то ты учить будешь? — спросила меня Оаннель.
— Наверное, да, — ответила я, не понимая, в чём тут кроется подвох.
— Учти, новые песни все будут про любовь!
20. Среди цветов.
Легко быть принципиальной, сидя в своей комнате. Никто там тебя не увидит, никто не узнает, что ты отвергла роскошное бархатное платье раде линялых обносков.
На людях сохранять принципы куда сложнее. Я шла по «Гамаюн-моллу», я всего на каких-то сто метров отошла от «Оршойи», ресторана Оаннель, а на меня уже посматривали. Нет, не глазели, конечно и никто не показывал на меня пальцем. Но и этих вскользь брошенных взглядов, удивлённо приподнимающихся бровей мужчин, надменного недоумения, написанного на лицах женщин, было достаточно, чтобы понять, насколько ужасен мой лиловый костюм, и насколько бедно он выглядит. Среди состоятельных жителей Марса (а на орбите Марса жили только состоятельные инженеры и их семьи) я выглядела, наверное, как нищая туристочка с Земли. «Что она тут делает?» — читала я на лицах прохожих, — «она вообще, понимает, что ей здесь не место»?
Может быть, я преувеличиваю, может быть никому из этих респектабельно одетых марсиан до меня не было никакого дела. На самом деле, я даже не уверена, что на Земле одеваются бедно. Но мне было достаточно и двух-трёх косых взглядов, чтобы почувствовать себя убогой провинциалкой. «Уж лучше бы я постаралась вернуть нормальный вид свадебному платью, и пошла в нём» — запоздало раскаивалась я.
И вот так, сгорая от стыда и теряясь от смущения, я дошла до стойки, на которой отражалась информация о том, что можно купить и куда можно пойти в «Гамаюн-молле». Но в «Гамаюн-молле» было столько всего, что поиск несчастных ниток-иголок заметно затянулся. Я листала светящиеся страницы стойки, наверное, уже минут пятнадцать, пытаясь сориентироваться в сложных разделах и подразделах этого справочника, как вдруг вокруг меня остро запахло землёй и свежей зеленью. Подняв голову, я увидела, что мимо караваном проезжает цепочка решётчатых ящиков, в которых находятся какие-то растения. Ящики, конечно, ехали не сами по себе, каждый из них вёз небольшой плоский робот-погрузчик.
