случиться может всякое, поэтому уходя на час, бери с собой припасу на день. Не скажу, что хоть как-то это обрадовало парней, однако вариантов улизнуть с Линии не было — с дезертирами в армии Ермолова обращались соответственно историческому отрезку времени. Тем более с теми, за кого поручился сам генерал.
Выходили из секрета по одному, без спешки и суеты, направо-налево расходились быстрым шагом. Василий спешил догнать Татьяну, Заурбек покорно плёлся за дедом Ерошкой. Просчитать, кому из них придётся тяжелее, кто пан, а кто пропал, было совершенно невозможно, и это добавляло здорового драйва всем участникам.
А некие внеземные силы до недавнего времени даже не подозревали о существовании двух линейцев из будущего. Ануннаки в принципе не считали туземцев достойными существования, и уж тем более не собирались предоставлять им право самим распоряжаться своей планетой. Только было совершенно непонятно, почему это не устраивало людей…
* * *
Верховный отставил термокубок, позволяющий напитку поддерживать одну и ту же температуру от первого глотка до последнего. Золото было жизненно необходимо Нибиру для производства определённых деталей в межпланетных кораблях. Драгоценные камни тоже представляли основную ценность именно своими минеральными свойствами, а не примитивной огранкой для вульгарного украшения корон или колец. Для любого образованного ануннака подобное казалось чуждым, даже противоестественным. Их одежда была максимально функциональна, быт лаконичен, понимание искусства и красоты сведено к нулю, а практицизм возведён в культ.
Примерно то же самое касалось и их веры. Мардук Бесконечный был главным богом, чьё имя следовало периодически упоминать хотя бы из рамок приличия. Бог Энтиль Могучий во всём равен ему, но не столь почитаем. Имя бога Нергала с гордостью носил межзвёздный корабль, а в честь бессмертного Ану родители нарекли Чёрного Эну. И бвана искренне считал себя достойным продолжателем дела богов…
— Кто виноват?
— Никто, о великий!
— Наш черный абрек выведен из строя самкой аборигенов с примитивным дульнозарядным огнестрелом! На его ремонт уйдёт время — то есть самое дорогое, что есть в этом мире! Туземцы ушли безнаказанными, техники не знают, что делать — но виноватых нет?!
— О владыка…
— Вы испытываете моё терпение…
С последним глотком Эну отставил кубок. Несмотря на все передовые технологии, человеческая кровь всё равно остывала слишком быстро. Придётся пополнить запасы, но это несложно…
* * *
…Куда сложнее вести речь о разделившихся парах наших главных героев. Отдельный поход каждого из них был по-своему интересен: Василий, как помнится, пошёл с Татьяной, свернувшей вглубь леса, а Заурбек шёл дозором вдоль Линии под присмотром старого казака.
— Куда мы направляем стопы наши, о немногословная эльфийская принцесса, выросшая под сенью вековых сосен Средиземья? — едва дыша, но всё ещё на что-то надеясь, романтично хрипел господин Барлога, с трудом передвигая ноющие от вчерашней верховой езды ноги по узкой тропинке в гору. — От рун Элронда синие лучи при лунном свете тают безвозвратно, но ваших глаз неугасимый свет, способный посрамить блеск Аркенстона, гораздо выше всяческих поэм, придуманных людьми на склоне века…
— Ты с кем балакаешь-то, офицерик? — тихо переспросила молодая казачка, двигающаяся так легко и быстро, словно всё её тело было сплетено из ивовых и виноградных лоз.
— Вообще-то, как правило, девушки любят стиль Толкиена.
— А-а, так он, поди, сам собой из благородных?
— Ну да, профессор из Лондона, уважаемый человек, писатель, — поправляя два ружья на спине, пояснил подпоручик. — Так куда мы идём-то?
— В аул.
— В какой аул?
— Та в Мёртвый.
— Ку-хм… да?! — Вася не очень поверил собственным ушам. — В смысле там никто не живёт, что ли?
— Как сказать… Днём нет…
— Э-э?..
На более подробный и обстоятельный ответ рассчитывать не приходилось, да и не принципиально всё это. Через какие-то полчасика блужданий извилистыми горными тропками, по которым ходили разве что кабаны да волки, Бескровная вдруг замерла так резко, что Барлога, не удержавшись, врезался в её спину. И, разумеется, чисто случайно ткнулся губами в загорелую шейку под тяжёлой косой. Упс…
Потом был резкий всплеск боли в виске, мир перевернулся, и в себя студент второго курса пришёл уже ногами вверх, под густым ореховым кустом. Спросить, за что, он не рискнул — и правильно, можно было запросто словить добавки.
— Ладно, признаем ради компромисса, что я сам виноват, — неизвестно кому пожаловался Василий, пытаясь встать на четвереньки.
Татьяна по-прежнему стояла к нему спиной, но у плеча её уже замерло черкесское ружьё. У студента-историка хватило ума прикусить язык, молча подобрать упавшее оружие и, так же взведя курок, встать рядом в героической позе Соколиного Глаза.
— В кого стреляем, кто плохой?
— Не шуми зазря.
Девушка тихо повела взглядом в сторону, где на кромке скалы сидела птица. Сокол, коршун или кречет какой-нибудь — в орнитологии Барлога разбирался плохо, совсем никак, если уж честно. Сову от цапли отличил бы, но…
— От сколько сидит, а человека не боится.
— И что?
— Птица себя так не ведёт.
— А-а, понятно. Может, в неё камнем кинуть?
— Себе в башку кинь. Не промахнёшься?
Меж тем сокол, или кречет, или коршун, или как его там, вдруг вертикально взмыл вверх и только на высоте, где-то в зените, распахнул широкие крылья. Подпоручик проводил его взглядом, задрав голову, но палить не стал: кто их знает, может именно у этой породы так принято летать? Мало ли…
— Ружьишко-то опусти, не дострелишь.
— Да я и не собирался, хотя, между прочим, в тире всегда выбивал десять из десят… — Только сейчас Василий вдруг осознал, что перед ним открывается шикарный вид на небольшую долину меж гор, а там действительно тускло сверкали под солнцем плоские крыши кавказского аула. Аула Мёртвых.
* * *
Слабая, едва различимая тропа вела вторую группу по урезу Линии. И хоть последняя была, как помнится, ломаной, то есть состояла из прямых отрезков, соединяемых под тупым углом, подходы к ней были не везде. Обломки скал, густой непробиваемый кустарник, связанный шипастым плющом, проход по самому краю на цыпочках, плывущие под ногой камни, солнце, бьющее в глаза, — всё это неслабо развлекало по дороге.
Заурбек исчерпал свой интеллигентский запас ругательств минут за двадцать, а повторяться было не комильфо. Его снаряжение вряд ли было тяжелее, чем у товарища по институту, но длинные полы черкески, цепляясь за каждую колючку, путались под ногами при подъёме и спуске.
Дважды он чуть не навернулся, один раз хряпнулся прямо-таки очень хорошо, и если бы не папаха из бараньей шкуры, наверняка разбил бы голову о камень. А тут густая свалявшаяся шерсть спружинила, максимум, что будет — это шишка. Не
