впервые в жизни признавался в любви. Только любовь его сюда привела. И никак он не мог допустить, чтобы Лена погибла. И тут прозвучал с улицы выстрел. Откинул Олег-Мерген полотно на входе в палатку, увидела Лена, как рухнул полицейский. А Олег увидел, как желтоголовая трясогузка присела на Ленино плечо.
– Я хочу попрощаться с мамой, – сказала вдруг Лена.
– Все правильно, – кивнул Мерген и разрезал скальпелем путы на Лене.
Потом они ехали в машине. Олег-Мерген за рулем, Лена – рядом, показывала дорогу. Еще в машине незримо присутствовала душа Мергена в ожидании, когда же ей вернут тело.
А в палатке Эрлик, вселившийся в Дрянихина, тряс за грудки шамана.
– Как он меня победил?! Почему он меня победил?!
«Принцесса» в образе девушки из глубокой древности (той самой, из видения Темирова) наклонилась к уху Дрянихина:
– Это любовь, как ты до сих пор не поймешь?..
А к палатке, на сигнал аварийного маяка вертолета, уже летели машины полицейских из Горно-Алтайска. И как вошли в палатку полицейские, Кондрат открыл глаза и так и умер. И только Дрянихин метался:
– Я не при чем! Я вообще не при чем!..
Мать Лены умирала. Едва дышала. Лицо было темным и сухим, как кора.
Сначала Денис всё подробно объяснил Мишке про обряд, потом вручил бубен. Показал, как нужно стучать. Указал, как это важно, потому что не просто стук это, а стук копыт коня, который понесет Дениса по мирам. Если сожмет Денис кулак – стучать не надо, стоять коню, разожмет – стучи, скакать коню; завибрирует пальцами или затрясет ладонью – стучи часто и сильно, как можешь, – лететь коню. Разжег костер Денис, окурил аил можжевельником. Сам закурил трубку. И долго молчал, глаза закрыв, и почти не шевелясь, дымил. Потом трубку отложил и лег рядом с матерью Лены и Мишки. Мишка стоял и ждал, и не видел, конечно, как душа Денисова уцепилась за звездный повод, свесившийся из дымового окна аила. Подтянула звездная нить Денисову душу, вытянула наружу под звездное небо к коню, которого Денис и оседлал.
Увидел Мишка, как растопырил пальцы Денис, затряс ладонью, и начал стучать Мишка сразу скоро и сильно.
Полетел конь над землей, в поисках входа в подземный мир, который в могильнике мумии и оказался. Влетел в прокоп наездник и по длинному тоннелю поскакал (пятерня Дениса замерла), и выскочил в открытую степь, окруженную горами. Ни день здесь был, ни ночь. Серо всё и тускло, как в непогоду.
Сжал кулак Денис – замер Мишка.
Денис огляделся. Ему казалось, что горы вокруг состоят из множества серых людей, стоящих друг возле друга и друг за другом, как на трибунах футбольного стадиона. А по проходам, как видимые будто издалека лавины, спускались в степь конники в белых с длинными черными усами масках. Спустились и двинулись к центру степи, к колодезному срубу.
Разжал Денис пальцы, заиграл ими – застучал Мишка в бубен.
Поскакал Денисов конь к срубу. Успел первым Денис заглянуть внутрь. А там, на сухом дне, стояла белая коза. Подхватил её Денис и понес прочь. Но бросились наперерез конники, и началось тут что-то вроде игры Кок-Бору8. Но силы были не равные. И захватила козу «команда» черноусых. Пока не пришли к Денису на помощь добрые духи в виде разнообразных животных. Вступили вместе с Денисом в поединок, и снова досталась коза Денису. И вынес он её из подземного мира в средний, поскакал к аилу.
А на горной «трибуне» остался неприметным главный усач – Эрлик. И отрешен был, и грустен и равнодушен к происходящему – отвоюют ли его помощники очередную душу.
Спустилась душа Дениса в аил, вернулась в тело. И вдохнул Денис в ухо матери Лены белесый дым. Посвежела на глазах женщина, порозовело лицо. Денис открыл глаза.
– Это еще не всё. Я только сунесу9 вернул. Нужно вернуть ами10 и сульде11.
Вновь разжег костер Денис. Закурил. Вновь лег рядом с матерью Мишки и Лены, поручив Мишке бубен.
Пушинкой поднялась душа Дениса через дымовое отверстие в крыше аила в звёздное небо.
Разжал руку Денис, затрепетал пальцами. Полетел конь в другую сторону, к Белухе12. Остановился у Ак-Кемской часовни, у самого подножия горы.
В аиле Денис взял мать Лены за руку…
И тут же она объявилась рядом с ним возле часовни. Тихо было нереально. Денис даже пальцами возле уха пощёлкал – нет, не оглох.
– Зачем стараешься меня вытащить? – спросила мать Лены.
А Мишка в аиле видел, как издала его мать горловой протяжный звук. А Денис будто ответил таким же гортанным пением.
У Белухи же Денис говорил:
– Я хотел попробовать, и отцовские духи, о которых он мне в детстве рассказывал, помогли мне легко и просто.
– А я при чем?
– Чувствую, что вы не готовы уходить. Не знаю, почему, но светлые духи вас не пускают.
– А здесь что мы делаем?
– Отвечаем на эти вопросы.
И тут расступились облака, обнажив белоснежную вершину. И так она засияла на солнце, что глазам стало больно. И тут же выступили слезы у матери Лены.
– Я убила его.
– А Миша думает, что это сделала Лена. Ненавидеть её старается.
– Если я вернусь, чтобы рассказать, пообещай, что отпустишь меня потом.
Денис в аиле открыл глаза как раз тогда, когда вошла Лена. Денис встал, снял с плеча Лены птицу. Сунул под кофту матери Лены. Замерла птичка на груди и вдруг осела кофта, будто внутрь тела провалилась птица. И тогда уже мать Лены открыла глаза.
Потом Денис, стоя у входа в аил, смотрел, как у костра сидели мать, дочь и сын, и разговаривали.
На рассвете мать Лены умерла.
УАЗик казаха, груженый Темировским холодильником и самим Темировым с перебинтованным животом, подъехал к могильнику. А там их уже ждала машина Эде.
– Мы вас ждем уже шесть часов, – Эде заглянула в машину казаха.
– В каком смысле «ждем»? – спросил Темиров.
– Он ждет, – Эде показала в сторону своей машины, где на переднем сиденье спал Амыр.
Позже ехали по степи в УАЗике казаха. Казах за рулем, рядом Амыр в освещенную фарами степь через лобовуху вглядывался, позади – Эде с дремлющим Темировым. Вдруг Темиров проснулся:
– Надо глянуть, как она там?
Остановился, вышел казах, открыл холодильник. Внутри мумия, обложенная пластиковыми капсулами со льдом, как в переносных холодильниках. Достал одну, потряс – водичка плещется.
– Не очень. На
