себе дополнительные, непрочные подпорки.
Польщённый Валера расцвёл в щербатой улыбке.
На прощание обнялись – до встречи на Байкале.
Кучум с бычком на плечах поджидал Бероева в кустарнике возле берега.
– Целое состояние! – произнёс он – будто в никуда.
– Не твоё состояние! – напомнил Бероев.
Но сбить погрузившегося в мечтания корыстолюбца оказалось непросто.
– Твоё – не твоё! – не отступился он. – Пол песцами усеян. А тюк в углу заприметил? Я ковырнул – горностай! Сам же говорит – больше двух планов. Поделить если. Один ему – на дом. Другой нам с тобой. Мне на калым, да и тебе во!.. Завтра же сорвались – и с концами!
– Отдохни от этой мысли! – грубо оборвал Олег. Вышел на песок.
– Опять дурак попался! – прошипели ему в спину.
На спарке добычливых охотников встретили радостными взмахами. Даже угрюмая вечно Фёдоровна отбивала марш кастрюльными крышками. Не видно было лишь капитана.
– А вот я вам за это суп букулёр приготовлю, пальчики оближете, – пообещала Надежда. – Подождать разве придётся.
Услышав про любимое блюдо сибирских охотников, Микитка с Кирилкой сглотнули слюну.
– Готовь сколько угодно! Времени достанет. – Из машинного отделения выбрался капитан Гена – чумазый и мрачный. Обтёр ветошью промасленные пальцы. – Похоже, паскуда эта вовсе за движком не глядел. Патрубок прогорел.
Гена цветасто, от души полоснул в адрес покойника матом.
– Слышь, Кучум! – обратился он к казаху. – Километров пять как Тит-Ары прошли. Там где-то в заводи рыбзавод. Один-два катера обязательно торчат. Сгоняй на «Казанке» – выклянчи патрубок. А то не дойдём.
– Да чем я выклянчу? – отругнулся казах. Мысли его были заняты другим. – Этого-то нет!
Он без затей хлопнул уборщицу по промежности. Фёдоровна, вспыхнув, потянулась за шваброй.
– Ладно, не закипай, – пренебрежительно отмахнулся Кучум. – На тебя-то кто польстится? Один только и нашёлся чахнутый!
И тут что-то в голове у него срослось. Он разом взбодрился. Взгляд сделался нацеленным.
– Если разве спиртяги предложить? И оленьей печёнки для аргумента, – прикинул он. – Так опечатано.
– Делов-то! Распечатай! – обрадовался Гена. – А после акт на бой посуды подпишем или – ещё лучше – поссовету проставишься лишней бутылкой, любую сдачу-приёмку подмахнут. Не убудет с них! Так что, спускаю моторку?
Кучум вернулся затемно, когда все, объевшиеся, уж спали. С патрубком хоть и не новым, но хотя бы целым.
Вскоре спарка пустилась в дальнейший путь.
Наутро сильным толчком Бероева сбросило с койки. Баржа вновь сидела на мели. Как ни плох был лоцман Толян, Гена оказался штурманягой ещё того хлеще. В месте очередного раздвоения протоки выбрал единственную неходовую, левую – Апгардам-Уэсе, забитую песчаными косами, едва проглядывавшими из воды. На одном из островков, не пройдя и пары километров, застряли. Застряли крепко. Повозиться пришлось всем. Подмывали баржу струёй из-под винта катера, брали на буксир, раскачивали рывками. Заново подмывали. Вновь раскачивали. Когда наконец снялись с мели, стало ясно, что пробиться меж островков в Оленёкский залив совершенно невозможно.
Пришлось, спарковавшись заново с баржей, возвращаться туда, откуда отъехали затемно, – к месту раздвоения проток.
Лишь Кучум, не желая смириться с очередной потерей времени, бесновался, требуя двигаться дальше. Не стесняясь, крыл незадачливого лоцмана расписным узором из русского мата с казахскими вкраплениями.
Гена, сцепив зубы, отмалчивался.
На месте раздвоения проток Бероев, позаимствовав у капитана бинокль, принялся вглядываться в верхушку утёса, где накануне оставил Гоголева. Но снизу, с реки, ничего разглядеть не получалось.
– В Чай-Тумус давно ушёл! – беззаботно предположил Кучум. Беззаботность эта Олега нехорошо кольнула.
– Причаливай! – потребовал он у капитана. – Надо досъёмку провести.
Краем глаза подметил, как посерел Кучум.
– Хватит время терять! – взвился тот. – В Ыстаннах-Хочо, должно, все глаза проглядели, нас дожидаючи. А мы тут прихоти всяких московских операторов исполнять станем.
– На мелях больше потеряли! – отрубил Бероев. Положил руку на штурвал.
Капитан, скосившись, начал прижиматься.
На берег Олег соскочил, едва причалили. Не в силах обуздать волнение, побежал.
Поляна выглядела почти так же, как накануне. Единственное, второй чум, разобранный, лежал возле нарт. А вот первый оставался целёхоньким. Бегали непривязанные ездовые лайки. Даже охотничий карабин ждал, приготовленный. А вот самого охотника нигде не было.
Предчувствуя беду, Бероев подошёл к чуму.
– Валера! – для очистки совести позвал он. Распахнул. Чум был пуст. Не было хозяина. Не было пушнины.
Бероев шагнул к полке, что показал вчера Гоголев, выудил общую тетрадь, поспешно открыл. Разобрал последнюю накорябанную наспех запись: «Скрал бычка. Встретил Алика-кинооператора с другом Рафиком. Отдал ему бычка. Пришёл Рафик с печёнкой и спиртом».
Картина в голове Бероева выстроилась. Кучум доскочил на моторке за патрубком. А после, укрыв лодку так, чтоб была не видна со спарки, пришел со спиртом к Гоголеву. Уговорить якута выпить труда не составило. Напоил и убил, а шкурки припрятал на барже, скорей всего, среди опечатанного товара. Он же не рассчитывал, что катер придётся разворачивать назад, к месту убийства.
Надо было начинать поиск. На поляне послышались шаги. Бероев выбежал, обнадёженный. Увы! Это не был Гоголев. На утёс вскарабкался Кучум.
– И чего стряслось? Где наш друг? – поинтересовался он.
Вальяжно поинтересовался, с
