почему Сархад испытывает эту нездоровую веселость.
— Ты отпустишь нас, — хмурюсь я. — Эмир придет в сознание, и мы с ним покинем эту планету. Ты больше никогда не услышишь обо мне и о нем. И никогда не будешь искать нас. Это будет твоей платой за мое молчание. Да, — произношу я, видя удивление в его лице, — я не собираюсь идти в совет и докладывать им о том, что ты сделал. Тебе повезло, что Эмир выжил. Но это не меняет моего отношения к тебе. Я больше никогда не хочу видеть тебя, отец. Для меня ты умер.
Моя тирада явно не производит на Сархада никакого впечатления. Он все так же нейтрально спокоен.
— Аиша, — выдыхает он, обреченно смотря в пол, словно я утомила его своей глупостью. — Что заставило тебя думать, что я сменил свое решение по поводу участи этого… Космического пирата? — презрительно выплевывает он.
— Не смей его так называть! И не смей угрожать ему! — поднимаю палец вверх, смотря на отца уже с гневом. — Ты выжил из ума? Хочешь нарушить Кодекс здесь, где полно свидетелей, которые сдадут тебя при первой же попытке убить его?
Сархад оказывается рядом со мной так быстро, что я не успеваю даже вскрикнуть. Его ладонь ложится на мой рот, а вторая перехватывает руку, заламывая ее возле лопаток.
У меня икры из глаз сыплются от боли, и я начинаю визжать, но выходит только глухое мычание.
— Ты… Маленькая неблагодарная дрянь, — шепчет император, а глаза наливаются кровью бешенства. — Твой длинный язык уже давно пора подрезать. Зачем тебе голос, если ты абсолютно бесполезна? — он обдает меня такой аурой ненависти, что я удивляюсь, как не начинаю рассыпаться к его ногам. — Если бы твой крошечный мозг мог соображать чуть дальше нескольких секунд, то ты бы поняла, что мне не нужно пятнать Архаир грязной кровью твоего любовника. Мне достаточно просто шепнуть ему на ухо, чтобы он покончил с собой, как только покинет пределы нашей планеты.
«Ты не посмеешь!» — визжу я в ужасе, но выходит опять только мычание. Ладонь отца душит меня, но боюсь я не умереть, а тех слов, что он произносит.
— Посмею, — усмехается Сархад, обдавая меня льдом своего безразличия. — Будешь трепать своим языком о смерти в этих стенах, где каждый слышит всё, то я сделаю это прямо сейчас, — мстительно добавляет он, а ноздри чуть трепещут гневом. — А теперь заткнись и слушай меня.
Он отпихивает меня от себя так резко и с таким бешенством, что я влетаю в стену, ударяясь затылком, чувствуя, как мир начинает пошатываться. Ужас того, что Сархад говорит после, доходит до меня не полностью. Кажется просто нереальным, нескончаемым кошмаром, начавшимся в тот день, когда я пребыла на Архаир. И сейчас происходила развязка действия, из которого я не выйду живой.
— Ты выйдешь на Пиериса, как я и сказал тебе, — шепчет он, говоря при этом очень быстро. — Этот брак уже решен, и я не собираюсь нарушать своего слова. Ты исполнишь мою волю взамен на то, что я оставлю в живых этого… — смотря в мое лицо, искаженное бешенством, он решает воздержаться от грязных слов. — Эмира Берая.
— Он не поверит, что бы ты не соврал ему, — хриплю я, сгибаясь пополам от нарастающей головной боли. — Он видел, что я спасла его!
— Он был в отключке, когда солдаты прибыли на место, — отмахивается Сархад. — Если нет, то я подправлю его мозги. Только в этом воспоминании, — добавляет он, видя мое дикое лицо. — И я не собираюсь делать за тебя грязную работу. Он не поверит, если я скажу ему это. Отказать Эмиру должна ты сама. Запретить и ногой ступать на землю Архаира. Иначе я исполню свою угрозу.
С каждым словом он словно зажигает спички, бросая их в мой погребальный костер.
— Что я скажу ему? — обреченно произношу я.
— Мне плевать! Это не моя забота. Соври что-нибудь, — отмахивается император.
— Так просто? — горько усмехаюсь я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу, а глаза наполняются слезами. — Соврать? Он любит меня, отец! А я люблю его! — в последней отчаянной надежде я бреду к нему, хватаясь за одежду. — Умоляю тебя, если есть в тебе хоть капля любви ко мне, то отпусти меня! Позволь мне быть с Эмиром! Я умру, если выйду за Пиериса! Мне не будет жизни здесь!
Помимо воли из глаз начинают вытекать крупные горячие капли, слетая по щекам прямо на пол. Отчаяние Армагеддоном накрывает меня своими волнами, не позволяя даже вдохнуть, когда я не вижу в глазах Сархада ничего, кроме брезгливой жалости.
Он сдергивает мои руки с себя, произнося:
— Сделаешь, как я сказал. Разговор окончен. Моя дочь никогда не станет позором Альянса. И если ради этого мне придется разрушить твою жалкую подростковую влюбленность, то мне плевать на это.
Он поворачивается спиной, явно давая понять, что разговор окончен.
— Как… Как я могу быть уверена, что Эмир останется в живых? — тихо спрашиваю я, глядя в окно, за которым горит Архаир. Все такой же безучастный к моим страданиям.
— Даю тебе слово.
— Слово убийцы ничего не стоит! — выкрикиваю я в порыве ярости и отчаяния.
— Тогда тебе остается только надеяться, — усмехается он, явно ничуть не оскорбленный словом, которым я его обозвала.
Я была так близко. Так невыносимо близко к своему счастью, что коснулась его кончиками пальцев. Но рука соскользнула, и теперь я летела в пропасть. В черную бездну ада, где уже никогда не будет просвета и надежды на спасение.
Сархад берется за ручку двери, а я до сих пор не могу остановить горькие слезы, от которых совсем не становится легче.
— Как ты можешь называться отцом после этого?! — выкрикиваю я из последних сил, зная, что никогда не смогу простить его.
Сархад вдруг немного хмурится, а потом смотрит на меня с ледяным спокойствием, произнося:
— Наверное в том и дело, Аи-ша. Я никогда и не назывался отцом.
И он выходит, оставляя меня наедине с собственным отчаянием, из которого, как ни стараюсь, я не могу найти выхода.
Глава 13
Это самый страшный момент.
Я просто не смогу и потеряю сознание.
Еще когда услышала его шаги, вся кожа рябью пошла, а сознание едва ли не покинуло меня.
Он ходит не как алияды. У нас шаги тихие, почти беззвучные, а он… Так точно мог ступать только он. Тяжело, уверенно, словно отбивая такт моего последнего сердцебиения.
И когда сзади дверь скрипнула, я зажмурилась у
