нам даст? Нагулин мог просто наткнуться на это место и присвоить себе имя одного из умерших от неизвестных причин старообрядцев. Проверить это невозможно. Не думаю, что он так глуп, что оставил на месте улики, позволяющие его изобличить.
— Есть еще вариант, что он говорит правду, — без особой убежденности в голосе произнес Берия.
— Часть правды, Лаврентий, — с нажимом ответил Сталин, — Всей правды он тебе не скажет никогда. Нагулин — новая фигура на мировой шахматной доске, причем фигура неизвестной силы. Пока не ферзь и даже, наверное, не ладья, но уже и не конь или слон. Он способен на ходы, которых не ждет ни один шахматист, и в этом его сила. На наше счастье, по какой-то одному ему известной причине в данный момент он играет на нашей стороне, но пока мы не поймем эту причину, всегда остается риск, что эта его лояльность в любой момент может закончиться, и тогда предсказать последствия не сможет никто.
— Петр Нагулин очень много сделал для нашей страны и, судя по всему, собирается сделать еще больше. Применять к нему жесткие меры дознания было бы непростительной глупостью — можно подтолкнуть его к принятию крайне нежелательных решений.
— Об этом речи нет, — раздраженно ответил Сталин, — И разговор этот я начал не для того, чтобы решить, как выбить из Нагулина правду об источниках его возможностей. Меня интересует совершенно другое. Лаврентий, ты понимаешь, какой козырь попал к нам в руки?
— Понимаю, товарищ Сталин. Я говорил с Жуковым и Шапошниковым. Жуков, конечно, как всегда резковат, но даже он согласился с тем, что если бы не действия Нагулина, остановить немцев под Москвой мы бы, может, и смогли, но на то, чтобы окружить группу армий «Центр» сил бы точно не хватило.
— Нет, товарищ Берия, все же вы не понимаете, что я имею в виду, — Вождь неожиданно перешел на более официальный тон, — Московский котел действительно стал выдающейся победой Красной армии. Даже если немцы смогут пробиться к окруженным, разгром армий Гитлера на подступах к столице СССР еще долго не даст немцам оправиться и перейти к активным действиям на Восточном фронте. Но я не думаю, что они пробьются. Конев докладывает, что танковые бригады Нагулина смогли преодолеть зону химического заражения и прорвать фронт. Это еще не полный успех, но уже очень серьезная заявка на него, однако я сейчас не об этом. Я стараюсь заглядывать дальше. Меня интересуют те перспективы, которые могут открыться перед нами, если он и дальше будет действовать в интересах Советского Союза. Что вы, товарищ Берия, думаете о возможностях этого человека и его слабостях?
— Его таланты слишком многогранны, — не задумываясь, ответил Берия, явно давно и неоднократно сам задававшийся этим вопросом, — феноменальный стрелок, диверсант с необычным зрением и слухом, человек, способный почти мгновенно совершать в уме математические расчеты, на которые у пары десятков математиков ушли бы часы или дни. Отличное знание немецкого языка, и не факт, что только немецкого, хотя точных данных нет. И, наконец, инженер-конструктор, способный заменить собой целые конструкторские бюро. В одном человеке такие способности уживаться не могут, это очевидно.
— Не будем сейчас ударяться в мистику, — усмехнулся в усы Сталин, — давайте лучше подумаем, как использовать сложившуюся ситуацию. Вы назвали только таланты Нагулина, но ведь он не лишен и слабостей.
— Естественно, — кивнул Берия, — Прежде всего, многие его суждения довольно наивны и идеалистичны. Взять хотя бы предложение не использовать химическое оружие, несмотря на применение его немцами. Красиво, но глупо. Были и еще интересные и столь же наивные высказывания, в том числе об отношении командиров Красной армии к жизням рядовых красноармейцев. Кроме того, он всегда держит слово, в том числе данное врагам. Если обещал сохранить жизнь пленному в обмен на информацию, старается выполнить обещание, даже если оставлять противника в живых откровенно опасно.
— Благородство и юношеский максимализм — это очень хорошо, — кивнул Сталин, — Это значит, мы сможем найти способ удержать Нагулина на нашей стороне достаточно долго, а, может быть, и привязать его к СССР навсегда.
— У него есть девушка. Сержант госбезопасности Елена Серова. Мои люди провели с ней соответствующую работу, еще когда у них только намечались романтические отношения. Нет, никакой прямой вербовки, но намеки звучали достаточно прозрачно, и она, судя по всему, все поняла правильно.
— И на что же ей столь прозрачно намекали?
— На то, что никто в Наркомате внутренних дел не будет препятствовать их отношениям, если они вдруг возникнут. Она, конечно, немного потрепыхалась, делая вид, что не понимает, о чем речь, но в итоге оказалась женщиной умной и вполне благосклонно отреагировала на аргумент о том, что Нагулин — личность, несомненно, героическая, но весьма неоднозначная с точки зрения идеологической подготовки, ибо вышел он из дремучей тайги, где о прогрессивных коммунистических учениях и марксистско-ленинской теории никто ничего не слышал. Ну и, понятно, руководству НКВД станет гораздо спокойнее, если рядом с Нагулиным будет человек, безгранично преданный делу Ленина-Сталина, готовый в любой момент поправить, подсказать и уберечь от досадных ошибок и заблуждений. Ну а если вдруг своими силами справиться будет сложно, за помощью в решении таких проблем всегда можно обратиться к более опытным старшим товарищам. Мало того, поступать так настоятельно рекомендуется.
— Ну-ну, — кивнул Сталин. — Разумно. Надеюсь, палку в этом вопросе не перегнули?
— У меня нет оснований сомневаться в квалификации сотрудников, работавших с Серовой.
— Хорошо. Оставим эту тему и вернемся к Нагулину, — Сталин положил трубку на стол и уселся в кресло за своим рабочим столом, продолжая внимательно смотреть на собеседника, — Сегодня у меня был нарком вооружения товарищ Устинов. Речь шла о термитных снарядах и боеприпасах объемного взрыва. По чертежам Нагулина на четвертом ремонтно-опытном заводе в Коломне были созданы образцы термитных головных частей для снарядов М-13. Результаты первых же полигонных испытаний показали, что после залпа дивизиона «Катюш» в районе цели образуется обширная зона с температурой, превышающей три тысячи градусов. Плавится танковая броня, выгорает все, что может гореть, и даже многое из того, что гореть не может, живая сила не имеет шансов выжить ни в окопах, ни в блиндажах, ни в большинстве ДОТов и ДЗОТов[6]. Это страшное оружие, Лаврентий, но, по словам генерала Устинова, даже оно блекнет по сравнению с боеприпасами объемного взрыва. Нарком предлагает немедленно приступить к массовому выпуску бомб и снарядов обоих этих типов, и есть мнение, что нам стоит прислушаться к этому предложению.
— Я не сомневался в результатах испытаний, товарищ Сталин, — кивнул Берия. — После
