И картинка мне не понравилась.
– Дворец стар, как я уже говорила.
– Ну да, – я и от третьего захода не отказалась, после каждого нового глотка содержимое определённо шло всё лучше и лучше.
По желудку разлилось приятное тепло, голова стала лёгкой, словно пёрышко, и мрачные краски жуткого опасного мира вокруг приобрели оттенок счастливого пьяного пофигизма.
Правда, Жизель фляжку отобрала и взглядом строгим смерила. Примчалась запыхавшаяся, испуганная Кили, засуетилась, охая, ахая и причитая. Я покорно позволила снять с себя испачкавшееся платье, протереть лицо и руки смоченной в розовой воде тряпочкой и переодеть в ночную сорочку. Отмахнулась от повторного предложения пригласить целителя и забралась в постель, решив, что утро вечера мудренее. Или, вернее, что обед принесёт больше ясности, нежели такое неожиданно насыщенное утро.
* * *
– …Они прибудут завтра, и император полагает, что это прекрасная возможность и развлечь послов, и испытать дев.
И что тут за манера разговаривать прямо при спящем человеке? Огромный дворец, неужели больше свободных помещений нет?
– Они же не дипломаты!
– Они очаровательные, хорошо воспитанные, добродетельные фрайнэ из старинных франских родов… по большей части. Для того их и готовят – показать всё сияние своей огранки, всю чистоту при дворе, давая семье возможность выдать их замуж с наибольшей пользой для рода. Если им повезёт, то вскоре три из них смогут войти в свиту новой супруги императора.
Братья Шевери собственными персонами. Я этак загоржусь скоро от их повышенного внимания к моей особе.
– Три? – повторил Тисон с закономерным сомнением в голосе. – Ты действительно считаешь, что если Асфоделию не изберут, то она пожелает остаться при дворе? Что ей дозволят подобную дерзость?
– Стефан проявил к ней немалый интерес, – и Эветьен от этого факта отнюдь не в восторге.
– Тем хуже для неё. Быть может, она вовсе не захочет оставаться в столице, но её не отпустят… потому что на деле островитянке не стать его женой, зато шутихой – весьма вероятно.
О, какие подробности из жизни отдыхающих!
Я открыла глаза, осторожно перевернулась с бока на спину, оглядывая комнату. Беседовали братцы-акробатцы не в самой спальне, к счастью, но в гостиной, дверь в которую кто-то добрый не затворил плотно, оставив щель. Ни Кили, ни Жизель нет, портьеры на окне задёрнуты, отчего в помещении царил густой полумрак, не позволяя определить, день сейчас или уже вечер. Во рту пересохло, недавняя лёгкость в голове сменилась болезненной тяжестью, знакомой по прошлой жизни.
– Тебе не всё ли равно?
Пауза.
Что-то не торопится Тисон с ответом.
– Благодатных ради, Тис, только не говори, что ты…
– Я и не говорю. И ты не должен.
Опять пауза.
Наверняка в поглядушки играют, кто кого пересмотрит.
Откинув одеяло, я встала с кровати, вновь чуть не навернулась при спуске с возвышения в потёмках, нашла на кресле халат и, надев, направилась в гостиную. Распахнула дверь, сощурилась на неожиданно ярком солнце, проникавшем в комнату через открытое окно.
– Доброго дня, милостивые судари, – поздоровалась мрачно, поскольку больная голова к любезностям не располагала.
А ещё к скромности и положенному обращению.
Заметив у стены столик с графинами и кубками, поспешила к нему. Поочерёдно открыла каждый, понюхала и налила из того, в котором обнаружилась обычная вода. Под слегка ошалевшими мужскими взорами опорожнила залпом весь кубок.
– Напомните больше не пить натощак, – прокомментировала я и налила ещё. – Даже после стрессовой ситуации.
Братья переглянулись.
– Как вы себя чувствуете, фрайнэ Асфоделия? – спросил Тисон.
– Более-менее… только голова болит, – призналась. – Но это тоже пройдёт… рассольчик всё равно вряд ли найдётся.
Не говоря уже, что любые таблетки отсутствуют как вид.
– Вы пили? – как-то угрожающе уточнил Эветьен.
– Да, – я развела большой и указательный пальцы, обозначая примерное количество принятого на грудь. – Немного. Совсем чуть-чуть. У меня был стресс.
– Юные благородные фрайнэ не пьют, – отчеканил Эветьен суровым нравоучительным тоном.
– Вообще?
– Юные благородные фрайнэ не пьют крепких хмельных напитков.
– А это тогда здесь зачем? – постучала я ноготком по графину с вином. – Или тут всё исключительно безалкогольное?
– Юным благородным фрайнэ дозволено выпить разбавленного вина во время трапезы, не забывая при том о мере и сохранении собственного достоинства.
– Прошу прощения, я не знала, – пожала я плечами и отпила ещё воды.
Внезапно Эветьен шагнул ко мне, вскинул руку, останавливая брата, дёрнувшегося было в нашу сторону.
– Мне не доводилось бывать на островах, фрайнэ Асфоделия, и я, увы, не знаю, что в действительности там принято, какие традиции сохранились с незапамятных времён и как нынче воспитывают детей, особенно благородных фрайнэ, – Эветьен поймал мой взгляд, и я застыла, не смея отвернуться. – Но пока мне не нравится то, что я вижу. Его императорское величество забавляет ваша неловкость и отсутствие манер, ему явно по душе ваше насупленное личико и взор затравленного зверька. Пусть так, однако вам не следует обманываться императорским благоволением – при малейшем признаке угрозы вас запечатают и отправят прямиком к закатникам. Да и ваше скандальное поведение вас не красит, поверьте. И я настаиваю, чтобы вы вели себя подобающим образом, не покрывая ни свой род, ни свою родину большим позором, чем уже покрыли. Вы здесь лишь по милости Его императорского величества, но желания, даже желания властителей, порой столь переменчивы…
То есть как только императору надоест новая игрушка в моём лице, так и всё, песенка моя будет спета.
– Будьте добры, подготовьтесь к сегодняшнему ужину как полагается, – Эветьен отступил, разглядывая меня с брезгливым, осуждающим выражением. – И к завтрашнему приёму послов тоже. А если ваше воспитание и образование в самом деле так удручающе низко, как я вижу, то, Благодатных ради, хотя бы постарайтесь не привлекать всеобщего внимания, – старший Шевери отвернулся и вышел.
Я прислонилась бедром к столику, поболтала остатки воды в кубке.
Вот гад, давит и давит морально, словно мне и без его нотаций и подозрений проблем мало!
– Брат много говорит и… должно быть, он вас пугает, но на самом деле он вовсе не так страшен, как кажется, – вступился Тисон за родственника. – Он… слишком беспокоится о земном… о своём месте при Его императорском величестве.
Никак карьерная лестница под бедолагой зашаталась?
– Вам действительно стало лучше? – заботливо осведомился Тисон.
