— Тяжело, наверно, пришлось. Хотя таким молодцам все по плечу!
— Легко. Обошлись без ранений даже. На берегу скримслы не особо ловки.
— Это как же вы их так выманили?
Слово за слово я рассказал Фарлею обо всем, даже про кнаттлейк, а бритт слушал, кивал, восхищался и нашей отвагой, и умом, и хитростью.
Чем дальше мы шли, тем крепче и больше становились дома. Куцые плетни сменились хорошими изгородями, скотина бегала не такая заморенная, дети тоже. То и дело я примечал знаки наших богов: то амулет на шее в виде топорика, то маленький серп на поясе у пацаненка, то руны на двери. И если раньше горожане косились на меня с Тулле, то теперь недобрых взглядов удостаивался Фарлей. Мальчишки-норды, еще не принесшие первую жертву, запустили в него гнилой капустой. Рыжий с его востроглазостью и ловкостью мог легко уклониться, но не стал. Наоборот он дернулся, подставил голое плечо под удар, пошатнулся, перекатился по земле и снова вскочил на ноги. Мальчишки радостно засмеялись, подобрали несколько камней и хотели было швырнуть в бритта.
— Эй! — рявкнул я. — Убьете моего бритта, кто платить будет?
Уж про что, а про плату они сразу сообразили и спрятали камни.
— А чего он такой рыжий?
— Покрасил. Чтоб издалека было видно. Фарлей, тебя не зашибли?
Бритт тут же схватился за ногу и громко застонал:
— Ой, зашибли-зашибли. Теперь ходить не смогу.
Старший из мальчишек неуверенно крикнул:
— Он врет! Мы ж ему в плечо попали.
А Фарлей продолжал стонать:
— Не смогу ходить! Не смогу работать! Придется господину меня на руках нести!
— На одной допрыгаешь, — хмыкнул я.
— И то верно!
Он поджал якобы больную ногу и ловко запрыгал на оставшейся, да как высоко и быстро!
— Господин! Догоняйте!
Когда мы отошли подальше от той улицы, я спросил:
— И часто так?
— На эти улицы мы стараемся без нужды не ходить. А вот и Красная площадь!
Большая, размером с ледовое поле для кнаттлейка, площадь выглядела празднично и суетливо. Повсюду играли на разных инструментах и разные мелодии, бухал бодран, визжала тальхарпа, мимо прошел здоровяк, наигрывая на крошечной костяной флейте. Пахнуло свежими пирогами, кислым молоком и птичьим навозом. Двое парней тягались в глиме. На состязание скальдов все это походило мало, разве что слова закончились, и теперь они решили проверить талант иначе.
— А почему Красная? — вдруг спросил Тулле.
Я глянул под ноги, осмотрелся вокруг. И впрямь ничего красного: под ногами обычная грязь, дома тоже не выделялись. Площадь как площадь.
Фарлей наконец опустил вторую ногу, поклонился.
— Вот, разлюбезные господа, Фарлей привел вас, куда сказано. Скальдов тут полным-полно. Если я больше не надобен, то на этом и распрощаюсь.
Я махнул, мол, иди, а сам начал приглядываться к людям. Как понять, кто из них способен? И если бы нам нужен был только словоплет, чтоб воспевал наши подвиги… Так ведь Хвит был и отличным товарищем, и знал сотни историй про богов, и в бою был не последним. Вон сидит мужик, за четвертый десяток перешагнул. Морда суровая, шрамами переплетенная, сам на восьмой руне, за поясом топорик, в два раза тяжелее моего. Может, он и висы складывать умеет, да вот только как его звать в хирд? Разве будет он Альрика слушать? А распри нам не нужны.
Вон, четырехрунный парень в отличие от местных волосы остригать не стал, переплел их диковинным образом, подвесил в косы монеты, костяные поделки. В руках небольшая арфа, пальцы так и бегают по струнам. Увидал мой взгляд, подмигнул и негромко завел рассказ:
«Давным-давно, когда мир был совсем молод, и люди только вышли из горшка Мамира, юный Фомрир гулял по долине богов. На берегу реки он встретил молодого Свальди, напевающего первую песнь, сел рядом с ним и стал услышанное хулить, мол, созвучие плохое, ритм не держит, а кеннинги странны и непонятны.
Разозлился первый скальд и столкнул в воду юного бога. Вынырнул Фомрир, выплюнул рыбу, крикнул: «Ну, сейчас ты тоже получишь!», схватил водного змея, семя Ургово, в три своих роста длиной, и Свальди змеем охаживать начал.
Кричал змей, что кнутом ныне стал, орал от боли Свальди и яростно рычал Фомрир. Брызгала кровь, паром исходила вода, грязны и потны были оба юных бога. Наконец порвался змей надвое, и сошлись боги в кулаки.
Грохотали громы и молнии, неслись потревоженными овцами тучи, сама земля дыбом вставала, пока не отпустили один другого божьи дети. Свальди был схвачен ветвями, а пылающий от ярости Фомрир вморожен в глыбу льда размером с дом.
— И чем вы тут занимались?! — в один голос вопросили Фольси и Скирир, боги-отцы, боги-побратимы.
— Ну, это, вот то самое, змея душили! Вот, — ответствовал, потупившись, Фомрир.
— Ага, — согласился с ним Свальди, открыто глядя в глаза отцу.
И то был единственный раз, когда юные боги со словами друг друга согласились. Освободили боги-отцы чад своих непутевых и клятву пред ликом своим заставили дать, что вовек не навредят они один другому».
— Хорошая история, — кивнул я. — А висы складывать умеешь?
Парень немного подумал и сказал:
— Вот властитель стали, Рун держатель славный, Дно разверз языка Сыплет бусы щедро.
Я не сразу понял, что скальд всего лишь сказал, что некий воин открыл рот и что-то произнес.
— Как тебе, Тулле?
— Блевотина тварей, — бесстрастно ответил друг.
А мне показалось, что прозвучало неплохо.
— С чего так?
— Он просто насовал всяких иносказаний. Нет нужного звучания. Ни здесь, — Тулле постучал пальцем себе по горлу, — ни здесь, — похлопал по груди, — не откликается.
— Нельзя просто так взять и сложить вису! — обиженно сказал словоплет. — Ты верно заметил, тут только плетения без души, но это потому что я еще не видел, ради чего стоит складывать песнь. Чтобы кровь кипела, чтобы слова сами сплетались в вязь, чтобы сон бежал под дыханием Свальди!
— Так, может, хватит сидеть в Сторборге? Пора выйти в море, взять в руки не арфу, а меч!
Скальд рассмеялся:
— Э нет. Нашли дурака! И о чем там петь? О бурях, морских чудищах и доблестной схватке с разжиревшим тюленем? Разве так прославишься? Самые известные скальды — те, которые оказались возле конунга и успели первыми восхвалить его деяния. Лучше я посижу в Сторборге и подожду.
Мы с Тулле переглянулись, а парень продолжал:
— Вот если бы вы здесь сразились! Кровная месть! Украденная жена! Ну или из-за предательства. И чтоб один почти помер, меч завис над его горлом, и тут с неба молния, и его враг падает замертво! Вот тогда бы я сложил такую песню! Всех богов бы вплел! И щита земли, и создателя фьордов, и даже наполнителя горшка бы упомянул.
