Рон Древер, в то время работавший в Глазго, и его сотрудники, а также другие группы исследователей в Великобритании – из Харвелла, Кембриджа, Оксфорда, Глазго – принялись создавать собственные гравитационные антенны, внося изменения в изначальную конструкцию, которая с каждой очередной воплощенной гениальной идеей все менее походила на простой музыкальный камертон. Рон Древер впервые заинтересовался гравитационными антеннами в начале 70-х годов, твердо поверив в правоту Вебера.
Стивен Хокинг и Гэри Гиббонс из Кембриджа обсуждали, как можно оснастить лабораторию, использовав для этого материалы, найденные чуть ли не на свалке (идеи эти, впрочем, не реализовались). В частности, Древер по их просьбе исследовал резервуар, применявшийся прежде как декомпрессионная камера для водолазов, и пришел к выводу, что эта вещь дешевая, но для целей проекта негодная.
В 1970-е годы Древер хотел навестить Вебера в его мэрилендской лаборатории, однако тот, ожесточившийся и подозрительный, отказал ему в этом. Тем не менее Рон все-таки приехал в Мэриленд, но был встречен там с нескрываемым презрением. Вебер приветствовал его словами: “Нельзя просто зайти с улицы и заняться гравитационно-волновыми экспериментами”. Рон был с этим полностью согласен, но Веберу отчего-то не понравился его оптимистический настрой. Древер, обескураженный приемом, вернулся в Великобританию и занялся постройкой в Глазго собственных антенн. Хотя у него уже были основания для сомнений, он по-прежнему держал свой разум открытым для новых перспектив. Однако его постигло разочарование: антенны регистрировали только шум. Очень скоро он и его сотрудники вынуждены были признать, что места сомнениям больше нет: к сожалению, Вебер ошибался.
Брагинский был первым, кто построил гравитационную антенну и объявил об отрицательном результате – отсутствии волн. После нескольких недель проведения эксперимента он осознал необходимость создания более чувствительных антенн или выработки совершенно иного экспериментального подхода. Более масштабными оказались эксперименты Рона Древера. Он посвятил им то ли год, то ли два, упорно пытаясь воплотить в жизнь “всякие безумные идеи” в рамках большого британского проекта в лаборатории Резерфорда в Кембридже. Немецкая группа, имевшая в своем распоряжении наиболее высокоточный прибор, также опровергла результаты измерений Вебера. И в конце концов энтузиазм в отношении наблюдений гравитационных волн угас.
Заявление Джо Вебера об обнаружении гравитационных волн, сделанное в 1969 году, принесло ему славу и превратило в одного из самых знаменитых ученых его поколения. Однако приведенные им сведения были достаточно быстро и решительно опровергнуты. В последующие десятилетия Вебер практически лишился поддержки – как моральной, со стороны коллег, так и финансовой. Из университета Мэриленда его едва не уволили. Комментируя однажды создавшееся положение, Вебер упомянул свою вторую жену, астронома Вирджинию Тримбл, двадцатью тремя годами моложе его. Вот что вспоминает социолог Гарри Коллинз: “ [Вебер] сказал мне с улыбкой, что когда он женился на ней, то купался в лучах славы, а ее почти никто не знал, однако же со временем их роли поменялись”.
Вебер не отступил, даже когда появились множественные свидетельства ошибочности его точки зрения и от него отвернулось ученое сообщество. Его заявления о непосредственном обнаружении гравитационных волн перепроверялись, и доказательства неправоты Джо всякий раз перевешивали. Он никогда не наблюдал гравитационные волны. Вместо этого он регистрировал сбой оборудования, или ошибался в аналитических расчетах, или даже – что было бы хуже всего – бессознательно искажал данные.
Ричард Гарвин, физик-экспериментатор из IBM, движимый то ли заявлением Вебера, то ли своей недоверчивостью, довольно быстро собрал и откалибровал собственный детектор, настроенный на узкий диапазон частот, характерный для антенны Вебера. Однако небеса хранили молчание, так же, как и в опытах прочих экспериментаторов по всему миру. Гарвин очень расстроился. Предыдущий обмен мнениями убедил его в том, что Вебер не станет прислушиваться к разумным доводам и даже принимать во внимание полученные данные, и потому он решил подстеречь Джо на публике и открыто выступить против него. В 1974 году, на конференции по теории относительности, проходившей в Массачусетском технологическом институте (эти конференции становились раз от разу оживленнее именно благодаря полемике с Джо), Гарвин вышел вперед и принялся осуждать Вебера за неверную интерпретацию сделанных им измерений. Вебер и Гарвин тогда едва не подрались. Оба угрожающе замерли друг напротив друга перед залом, полным миролюбивых релятивистов, и один только страдавший от последствий полиомиелита астрофизик Фил Моррисон осмелился воздеть свою трость и тем самым помешать схватке. Противники разошлись. Вебер был полон решимости, Гарвин – презрения.
Джо, почувствовав себя гонимым, еще более укрепился в своей вере. Эксперимент Гарвина смело можно было назвать куда менее точным, чем эксперимент Вебера. Сконструированный на скорую руку детектор был меньшего размера и эксплуатировался всего месяц. Да и вообще – проведенные эксперименты никогда не бывают идентичными, а их сравнение требует кропотливой работы. Как ученый Вебер имел полное право, более того – был обязан указать на недостатки при сопоставлении двух экспериментов. Признать свое поражение, основываясь на неверной логике и скудных данных, он не мог.
В следующие двадцать пять лет обстоятельства не благоволили к Джо. Недоброжелатели ловили его на вопиющих ошибках. Он выдвигал заведомо ложные гипотезы. К примеру, Джо заметил, что раз в сутки, когда центр нашей Галактики находился в зените, детектор регистрировал целый пучок событий. На этом основании Вебером был сделан вывод о том, что сигнал может приходить из области плотного галактического ядра, где логично ожидать избыточную гравитационную активность, которая, соответственно, является источником интенсивных гравитационных волн. Астроном Тони Тайсон сидел в первом ряду вместе с Джоном Уилером и Фрименом Дайсоном на коллоквиуме в Принстоне, где Вебер и продемонстрировал свой график с большими пиками, повторяющимися каждые двадцать четыре часа наблюдений; по его мнению, это были мощные всплески гравитационных волн, приходящих из плотного галактического центра. “Мы все так и подскочили, – вспоминает Тайсон, – воскликнув: «Погодите-ка, Джо, но ведь гравитационные волны должны пронзать Землю насквозь!»” Это обстоятельство ставило вывод Вебера под сомнение. Поскольку гравитационные волны беспрепятственно проходят сквозь Землю, его антенны должны были бы регистрировать события раз в двенадцать часов – когда центр Галактики над головой и когда он под ногами. После того как Веберу указали на ошибку в его рассуждениях, он заново проанализировал данные и вернулся через пару недель с кластерами событий, происходящими каждые двенадцать часов. Такая гибкость в анализе данных только усилила недоверие к ним.
Тони Тайсон решил прояснить ситуацию, построив свой собственный детектор в Лабораториях Белла. В течение года он собирал данные и – “ни черта не увидел”. Однако соблазн обнаружить новую физику никуда не делся, и он захотел сделать детектор более чувствительным, чтобы расширить границы наблюдений. Дэвид Дуглас в университете Рочестера построил точную копию антенны Тайсона с тем, чтобы они, находясь на большом расстоянии друг от друга, могли искать совпадающие события. Благодаря поддержке АТ&Т[18], материнской компании Лабораторий Белла, им удалось получить во временное пользование длинный коаксиальный кабель, который проложили между лабораторией Тайсона, лабораторией Дугласа и лабораторией Вебера. Таким образом, каждый из исследователей мог напрямую скачивать чужие данные на цифровые носители и проводить с ними свой собственный анализ.
