был организован в мгновение ока. Бесконечные вопросы с обоих сторон, мамины обо всем что не так уж и важно, отца больше по службе. Он был горд, пускай в небо его больше не пускали, по здоровью, он видел себя во мне. О чем не стесняясь говорил в слух.
Почти прозрачное облако кислоты накрыло его машину, изодранные в лохмотья легкие, поврежденные глаза и множество переломов, полученных уже после падения. Все это должно было прикончить его тогда. Однако он на одном упрямстве и сам выжил и товарища беспомощного вытащил. После госпиталя вновь хотел вернуться в строй. Но не дали, оформили пенсию по инвалидности, вручили медаль за спасение товарища, да отправили в долгий-долгий отпуск, в запас. И таких как отец, каждый второй на линии. В тылу всякие есть, но на линии люди меняются, становятся лучше или погибают от случайного попадания, когда в грудь, а когда и в спину. Коллектив все же может воспитывать и еще как может.
Моя форма конечно немного смущала отца, но в итоге он махнул рукой, эМ так эМ. Ну а мама видимо и не знала, или очень хорошо делала вид. Не заострял на этом внимание, не хотелось никому портить настроение тяжелыми разговорами. В конце концов времени у меня не так уж и много чтобы пообщаться с любимыми. Еще бы поговорить с той, что обещала ждать. Трубку она не брала, на смс не отвечала, хотя это в духе Ленки. У нас с ней не то чтобы любовь, скорее дружба и постель. Однако хотелось бы и ее увидеть, ну или хотя бы узнать, что жива здорова. С ней весело, интересно, но вот с трудом представляю нас под одной крышей, да еще с общими детьми. Уйдет к другому, что ж, обидно будет, но стреляться или вешаться по этому поводу не буду. В конце концов, и сам виноват, редко звонил, Ленка слишком свободолюбива и независима.
Выйдя из ванны, душ душем, но против ванны все одно не то, и вытирая голову махровым полотенцем, поинтересовался.
- Ма, о Ленке ничего не слышала? Не могу дозвониться, трубку не берет. - ответом мне стала напряженная тишина.
-Погибла? – уже тише уточнил, за время обучения в центре внутренний голос интуиции стал слышен четче, и он давно нашептывал, что Лену больше не увижу.
-Сынок, ты пойми…- Начал было Отец, но был остановлен на полуслове.
-Пап, не надо, я все понял. Что ж, я так и думал. Ладно, не будем о грустном, лучше скажи, как там Николай Николаевич поживает?...
Скользкие темы пытались обходить, не всегда получалось. Уж слишком неспокойное время выпало на наш век. И все же хорошее настроение осталось с нами до конца вечера, мама расстроилась, что с утра убегу в военкомат, да и вообще так ненадолго заехал. Оставшись один на один с отцом, завел разговор о игрунах в городе и обстановке в целом. Зомбоящик и интернет, как выяснилось, и близко не передают реальную картину, хотя это и не новость. По мнению отца, единственный кто трепыхается, это военком, да и тот связан по рукам и ногам. Всех людей комендантская рота, да калеки и инвалиды с ранеными в больничке. Особо не повоюешь, рядом с городом еще есть узел связи, да саперы, точнее их объединенный ППД. Людей там по логике тоже не много, а те что есть, сейчас защищают сами себя. Заград рота, одна из тех, что обязана затыкать собой прорывы, в первую очередь защищает АЭС, оно и логично. Доберись игруны до нее, дел могут таких наворотить. Вот и выходит, что город считай брошен, людей ведь везде не хватает.
Самая большая территория обернулась огромной головной болью для штабных. Прорыв, возникший где ни будь при Урале, оперативно не заткнешь. Новые станции М радаров конечно хороши, спору нет, но не все сильны, у них тоже есть зоны покрытия и они точно также требуют ухода, грамотно обученного персонала и электроэнергию, много электроэнергии. К тому же их еще не так много, вдруг такой комплекс не отстроишь. Мобильные комплексы немного выручают, но они еще более близоруки, чем их стационарные братья. Выходом из ситуации могло бы стать народное ополчение, да только власть очень уж не хотела вооружать население, полагаясь на части оперативного реагирования. У нас ведь идет операция по сохранению мира, какого-то одного определенного противника нету, чтобы одним ударом положить всему конец. Мы в обороне, и пускай старый расчет, один к трем, до сих пор актуален, нас такими темпами дожмут года через два край три. Мы все чаще начинаем использовать разные ухищрения, автоматические турели, боевые платформы, боевых дронов. Все что может сохранить жизнь личному составу, все идет в дело. Слыханное ли дело, дали добро не вести борьбу за живучесть до последнего, при первых же признаках можно покидать горящие машины или долговременные огневые. Но можно, не значит, что покидаем, голову враз не переделаешь. Находятся герои, что до последнего вздоха ведут огонь из горящей брони, до последней капли стоят у станкового, пулемета сдерживая очередную волну. Есть те, кто подрывает себя и врага, стремясь нанести как можно больше урона. По телевидению таких вот почему-то не показывают, новое время новые реалии. Единственный кто вещает правдивые сводки, начинает доклад старыми словами. –Говорит Москва…
Луч света в царстве абсурда, работающий фоном проектор показывал новое ток шоу, тема стрижка собачек за и против. Возможно тем самым пытаются разрядить, а может и впрямь сошли с ума. Один канал из сотни давал похожую на правду информацию о ходе боев и последствиях прорыва, но и он кажется, немного сглаживал углы. Плохо это или хорошо? Наверное, нормально, во всяком случае лучше жаренных сообщений или розовых уси-пуси лившихся с иных новостных лент. Отдельно можно было слушать Космос двадцать четыре, хотя новости оттуда тоже были далеки от радостных или оптимистичных. Висевшие на орбите, наконец то смогли наладить нормальную полноценную связь с землей, и изредка обрушивали «огонь с небес» по указанным координатам, но это не хирургический скальпель, это мясницкий нож, применяемый в самом крайнем, как например в Первоможайске.
Долго мы проговорили с Отцом, многое из того что слышал мне сильно не нравилось, администрация фактически самоустранилась, занимаясь откровенной ерундой. Полиция по сути начала защищать сама себя, без видимых на первый взгляд причин. Безопасники вроде и вовсе как испарились, правда их и раньше не особенно видно было,
