этим я целиком обязан Петербургскому Охранному Отделению: в 1911 году оно выслало меня из Петербурга, и я года два очень безлюдно жил в Лахте. Там от белой зимней тишины и зеленой летней – я написал «Уездное»» – сообщал в «Автобиографии» Евгений Замятин. Невольно думаешь: отправил бы кто в подобную ссылку – конечно, не по политическим причинам – чтобы писать «от белой и зеленой тишины». Кому-то за долгие годы литературного опыта не удается написать ни строчки «от тишины», а когда, наконец, долгожданная тишина наступает, выясняется, что к этому моменту все строчки давно ушли.
А бывает и так: вроде написано много, и публикуют, а никто не знает, не обсуждает, не замечает в упор. Даже в рецензиях на журналы упоминают только в строке «и др.» Шутка «Вы писатель? А кем работаете?» хороша именно тем, что это шутка. А также тем, что она когда-нибудь кончится – и это «когда-нибудь» изрядно мотивирует. Но что, если не кончается? Наступает отчаяние. Не успеешь оглянуться, а жизнь уже надо спасать: а то заигрался, замечтался! Но вдохнувший воздух писательства (или отравленный его ядом. Смысл один, формулировка – дело вкуса), ты уже не хочешь возвращаться. И вперед не получается, и назад никак.
Сенчин в интервью рассказывал о писателях, которые натурально сходили с ума – и книжка выходила, и ни одна, да никто не хотел замечать! Юзефович пугал, что «тот, кто по каким-то причинам не получил свое вовремя», вряд ли получит его потом. И если он сопьется – это еще лучшее, что может произойти.
«Мы не отмечаем»
Не уметь ничего, кроме складывания слов в предложения, считается в некотором смысле постыдным, равнозначным неумению делать вообще ничего. Вот только непонятно, почему так. Врач, который только лечит, или водитель, который только водит, или певец, занимающийся одним лишь пением – это в порядке вещей, это естественно, а стало быть, как мы знаем, не стыдно. А в случае с писательством («Вы кто? – Я писатель») возникает недоумение, дискомфорт, признание оставляет неприятный осадок. Ничего не уметь, кроме как писать – это нужно постараться. Уродиться. И жаль человека, и сторонишься его – помочь ничем не можешь, а на тебя его беда, конечно, вряд ли перекинется, но чем черт не шутит! Правда, это все касается «обычной» жизни. А собственно, литературные сообщества, казалось, должны быть на страже такого человека, оберегать его и помогать, но нет. Получается иначе: и здесь он тоже – не свой.
В рассуждениях критиков и прочих людей, причастных к оценке писательского труда, принято говорить об «особом пути» писателя. О том, что необходима биография, которая идет впереди текстов и без которой писатель как бы и неполноценен, не интересен. Понимание его как обычного человека, который зарабатывает, занимаясь делом (ремеслом), на которое способен, обеспечивает себя (пускай и без излишеств) – у нас не приживается. В том числе и потому, что во многом отторгается самими писателями. Жизнь писателя, его поведение, его высказывания по каким-то вопросам, его отношения с противоположным полом и другими писателями, его участие или неучастие в бессмысленных процессах, то ли имеющих, то ли не имеющих отношение к литературе – то есть любой производимый им шум – все это интересует куда больше, чем собственно тексты. При том что в реальности биография талантливого человека, как и любого другого, может быть весьма скудна.
Если талант имеет литературную природу, человек становится либо транслятором реальности, которая ему доступна, либо выдумщиком. Однако этого недостаточно: побеждают не тексты, а именно жизни. Писательство сегодня считается оправданным и может быть выигрышным только в том случае, если оно – довесок к остальным занятиям, побочный продукт биографии. Хотя объективно настоящим прорывом является именно создание художественного текста, акт творения.
При этом «слишком серьезное» отношение к делу порой встречает неприятие даже в литературной среде. Более того, акцент на писательстве в жизни, позиционирование себя как писателя (разумеется, я говорю о начинающих, не успевших заработать себе имя) – считается бессмысленным и в некоторой степени нелепым. «Да, мы, конечно, все писатели, – признает все большее их количество. – Но вроде как в свободное время». А не—писатели и вовсе убеждены, что это занятие не приносит пользы, а стало быть и считать его родом человеческой деятельности нельзя – разве что зависимостью в одном ряду с наркоманией или игроманией.
Что касается меня, я выпустил две книги и знаю, что они продавались, люди читали их, оставляли отзывы, писали мне и разговаривали со мной. Я принес им пользу – скрасил их досуг, сподвигнул их на размышления, подарил эмоции.
И стало быть, от моей работы была польза – пусть и небольшая, учитывая отведенное мне место в писательском рейтинге, колеблющееся возле нуля, и скромность тиражей. Однако поболее, чем от некоторых «нормальных» работ, которые выполняются ради самого факта выполнения, ради необходимости выживать. Так почему я не могу считать мое занятие работой, не могу жить за счет этой работы, не могу, в конце концов, гордиться ею?
Почему зарабатывать на писательстве, сконцентрировав на нем все внимание жизни, считается как бы неправильным? Почему эта ситуация всех устраивает настолько, что многие писатели стесняются даже мысли о том, что своим трудом можно зарабатывать? Думать об этом кажется гиблым делом. Писатель должен декларировать великие цели, произносить манифесты, шуметь и громыхать, не давая забыть о себе на секунду, но никто не стремится к тому, чтобы просто жить и работать: это не интересно, это не находит отклика, не встречает понимания.
Любопытно и показательно отношение писателей к своему профессиональному празднику, который приходится в нашей стране на 3 марта. Разумеется, само наступление этой даты не обязывает к пышным застольям или специальным мероприятиям, эта дата скорее тихая – хорошо, приятно, что она есть. Но писательская среда единодушно отвергает праздник. В саму дату или несколькими днями позже каждый считает своим долгом написать, чтобы ненароком не заподозрили: «Я не праздную», «Мы не отмечаем», «Среди моих знакомых нет никого, кто отмечал бы». Никого не поздравляя, писатель демонстративно оскорбляется, если вдруг поздравляют его. Со стороны все это изумляет: в других областях, сферах человеческой деятельности все с уважением относятся к своим профессиональным праздникам, и только писатель считает нужным демонстрировать не безразличие даже, а показательное пренебрежение.
Неспортивные соревнования
Единственная надежда почувствовать себя востребованным – премии. Список чудес, на которые можно надеяться, не так уж велик: ридеры допустят до основного жюри, основное жюри заметит, звезды на небе сложатся, литературный бог благословит. Но участие в премиях имеет обратную сторону. Когда
