смотреть. Не хочу.
Внезапно слышу громкий звук и вздрагиваю, а когда глаза распахиваю, вижу, как Умаров одним ударом снес столешницу.
– Три года… – повторяет зло, цедит слова. – Три года ты путалась с этим выродком и прощала ему все. Тебя чуть на асфальте не раскатала свара ублюдков, тоже спишешь?!
Я знаю, что этот мужчина собственник до мозга костей, но молчу. Пусть думает все, что хочет. Только пусть отпустит.
Мы оба кипим. Не знаю, почему он решил вернуть свою постельную игрушку, но я ощущаю, что нахожусь в шаге от истерики.
– Три года. Баграт. У меня своя жизнь. А ты… у тебя есть личная жизнь, вот и займись ею, а не вытаскивай бывших любовниц из-под бандитов с улиц! А потом сам становись таким же! Чем ты лучше их всех?!
Что я несу?! Что же я делаю?!
В горле дерет. Ощущение, что ком застрял. Не продохнуть.
– Замолчи!
Рявкает так, что сердце вздрагивает. Глаза у него экранируют. Становятся похожими на небо, темное, грозовое.
Бросает взгляд в сторону.
– Уходи…
Не сразу реагирую на голос. Не понимаю, что Умаров говорит эту фразу именно мне.
– Что?!
– Что слышала. Вон пошла. К своему муженьку. Ты ведь этого хочешь.
Да. Этого. Конечно. Только вот в противовес на душе скребет что-то непонятное. Болезненное.
– Утром тебе вернут одежду, и водитель отвезет, куда скажешь.
– Так просто? – спрашиваю с надеждой.
Буравит меня немигающим взглядом, нечитаемым, и выдает зло:
– Еще раз. Надежда. Ты ведь хочешь это услышать, да? К чему ты так рвешься? Неужели этот урод так сильно въелся в твои мозги, что все спустишь и опять пойдешь к нему?! Чтобы тебя продали в очередной раз?!
Рявкает так, что стены сотрясаются, взгляд у него опять полыхает, понимаю, что Баграт совсем не так спокоен, как кажется.
Моргаю. Горечь разливается по нутру. С этим мужчиной никогда не было легко и однозначно, а сейчас я в его цепких лапах.
Не отпустит он меня. Не так легко.
Застываю на месте, ресницы дрожат, плакать не могу, не хочу.
– Нам предстоит о многом поговорить, Надя, – добивает, наконец, словами.
Разворачивается и идет в сторону лестницы, а я смотрю на широкую спину уходящего мужчины и понимаю, что не могу оставаться в этом доме больше.
Вдох – выдох. Где-то шваркает дверь так громко, что до меня звук доходит, и я выхожу из кухни. Иду в холл и оказываюсь у входной двери.
Слезы застилают взор, но все же взгляд цепляется за что-то знакомое. Замечаю в вазочке тэговые ключи от машин. Их несколько, но взгляд останавливается на том, что с брелоком в виде поломанного гвоздя.
Почему-то вспоминаю, как Баграт учил меня, как впервые посадил за руль, и я кричала от чувства дикого восторга, когда летела по безлюдной трассе навстречу закату с любимым мужчиной, а потом был секс, горячий, огненный, на заднем сиденье.
Потом я получила права и Умар подарил мне автомобиль, который я оставила, так и не заведя мотор новенького седана.
Не успела. Сказка кончилась.
Странно видеть эти ключи и осознавать, что Умаров остался верен своей привычке хранить ключи в вазочке.
Угнетенность щелкает так, как если бы кто-то мне врубил с силой в солнечное сплетение.
Стены начинают давить. Воздух заканчивается. В мозгу вспыхивает мысль, что я не могу оставаться здесь дольше. Ни на секунду. Я домой хочу.
Я часто слышала про аффект, но никогда не думала, что может быть так больно и обидно, я нахожу себя уже в спальне, беру сумочку и прижимаю к груди.
На сколько Баграт меня оставит в покое? Да и оставит ли!
Да, сейчас он сказал ждать утра, ждать одежду и его позволения покинуть дом, но…
«Не могу! Не могу! Не могу!» – бьет набатом по вискам, пальцы дрожат, а ноги сами несут вниз по лестницам.
Кто сказал, что я сильная? Кто сказал, что я смогу вытерпеть Умарова?
Еще раз попасть под его каток. Душа рвется на части, а тело вибрирует от неудовлетворенности. Сердце отдает дикой пульсацией, слезы обжигают.
Вылетаю в холл и цепенею рядом с вазочкой с ключами. Не знаю, почему пальцы сами цепляют один из брелоков, и я сжимаю метал в кулаке так сильно, что он царапает плоть, боль не отрезвляет, наоборот.
Вскидываю голову и иду к дверям. Дергаю. Не заперто. Конечно. Зачем Умарову запирать двери, если у него полон дом вооруженных охранников.
Я выхожу на улицу и ежусь, чувствуя неприятный ветер, поднимаю взгляд к темным небесам, набухшим, набрякшим, которые грозятся вот-вот излиться влагой.
Я опускаю взгляд к руке с ключом, внимательно рассматриваю вензель дорогущего немецкого седана, как в тумане все, а потом осматриваюсь по сторонам.
Предрассветные сумерки уже занимаются где-то на линии горизонта. Смотрю на ворота особняка, они довольно далеко, вообще у Умарова не просто дом, а целый форт, шарю взглядом бессмысленно как-то, а затем вылавливаю припаркованные неподалеку машины.
Все премиальные, есть также и гоночная модель. Ее я отличаю по хищным резким линиям, низкой посадке и широкой морде.
Взгляд опять опускается к брелоку и цепляет символ. Пазл в голове сам складывается. Что-то щелкает. Я будто со стороны себя вижу и уже в следующую секунду срываюсь с места, лечу в сторону припаркованного автомобиля.
Не знаю, о чем думаю. На что надеюсь. Единственное, о чем могу думать, это то, что я больше здесь не останусь ни секундочки.
Ударяюсь о черный низкий седан, цепляю дверную ручку и сажусь внутрь. Ставлю руки на руль. Нажимаю кнопку. Смотрю перед собой.
Дыхание срывается. Сердце бьет в груди сильно-сильно. А перед глазами все перестает расплываться.
Я словно выключаю все чувства, фокусируюсь на дороге. Навык никуда не пропадает.
Замечаю, как бравые мужики, не ожидавшие подобного выкрутаса со стороны полуголой девицы, срываются с места, бегут в мою сторону.
Поджимаю губы. Вцепляюсь в руль еще сильнее и уже в следующую секунду я вмазываю педаль газа в пол.
Лечу в сторону ворот, пока в мозгу бьется одно единственное слово – «Бежать!».
Бросаю взгляд в сторону особняка, замечаю, как Умаров выбегает наружу в том же виде, что и был. Он смотрит в мою сторону, явно понимает, чем дело грозит обернуться, затем неожиданно поднимает руку, словно отмашку дает.
Больше не смотрю в зеркало заднего вида, мчу к выходу, охранники едва успевают распахнуть ворота и отпрыгнуть в сторону, но неприятный скрежет дает понять, что дорогущую тачку Умарова я все же поцарапала.
Шины со скрежетом несут меня прочь, по щекам текут слезы, а дорога кажется пустынной и безлюдной.
Костяшки белеют от того, с какой силой я сжимаю руль, опять бросаю взгляд в зеркало заднего вида и сердце отдается ударом, тот самый серебристый хищный гоночный автомобиль вырывается вслед за мной сквозь покореженные ворота, и мне даже гадать не нужно, кто именно помчался вслед за мной…
Потихонечку аффект спадает и сердце колотится сильно-сильно, когда выдыхаю одними губами:
– Мамочки, что же теперь будет…
Только вот внутренний голос поправляет и говорит – не «если, Надя», а «когда» тебя нагонит Умаров.
– Плевать! – выдыхаю и газую до упора.
Я хочу домой. К своей Брошке. К сыну. Я не хочу быть здесь!
Не могу!
Чувствовать Умарова, ощущать его будоражащей запах, вдыхать аромат его туалетной воды, нотки мускуса в воздухе и задыхаться от чувств, от эмоций.
Слишком больно. Слишком остро. Невыносимо просто.
Слезы застилают взор, а дождь, проклятый дождь усиливается за считанные мгновения, барабанит по лобовому стеклу, лишает обзора.
Шмыгаю носом и утираю запястьем сопли со слезами.
Пустынная загородная дорога располагает к скорости, наверное, здесь все эти земли в личном пользовании Умарова.
Позади раздается сильный сигнал клаксона. Длинный. Острый. Дающий понять, что Биг Босс в бешенстве.
– Отстань! Умаров! – кричу, как если бы он меня слышал. – Ненавижу тебя! Ненавижу! Оставь меня в покое!
Последняя фраза срывается в рыдание, вытираю злые слезы.
Я бегу, скорее, не от него, а от себя, от нашего прошлого, от тех чувств, которые он разбудил в моей душе.
Ужасно понимать, что монстр еще имеет власть над твоим телом, над тобой, что
