сектора. Мне довелось узнать только два из них: первый представлял собой небольшую комнату походившую на кабинет психоаналитика. Приятные, теплого отлива розовые стены с рисунком вьющегося зеленого плюща приятно ласкали взгляд, но мой зацепился на центральной, широкой стене. Из фотокарточек полороида выложено слово «Pandora» и присмотревшись, я увидела силуэты, запечатленные обнаженные части тела женщин, а горделивая улыбка супруга Росс внушала мне едкий, проникающий под кожу страх. Возникающие в голове образы не оставляли меня ни на секунду в покое…это будоражило. В изображениях я узнавал встречавшихся нам в коридорах женщин, что так нежно приветствовали мужчину своими улыбками, ласковыми прикосновениями к лицу и ладоням, и просто игривыми взглядами. Я увидела на фотографиях многих, но только не смогла найти саму Росс. Мужские пальцы крепче сжали мои плечи, и я почувствовала, как по спине скатываются несколько капель пота делая меня влажной не только между ног. Снова взгляд мои скользил по фотокарточкам…туман…и я проваливаюсь в мир возбуждающих иллюзий, которых, может быть, даже и не было, а может…
***
Он возвращается сюда…по привычке, по работу, а иной раз по просьбу жены, чтобы утолить ее любопытство. Сколько еще он сможет делать эти вещи, что так ей нравятся? Эксперимент затягивается, эксперимент должен подойти к концу банально тогда, когда секс станет для него скучным, когда секс станет для него нечто вроде вызывающим отчуждение и это будет исключительно ее вина. Он стоит у задёрнутого темно-синий шторой окна, и медленно, словно смакуя каждый глоток пьёт свой крепкий, черный чай, чувствуя, как сладко-горькая жидкость медленно скользя по горлу заставляет выступить нескольким каплям пота. Небо в преддверии грозы…мрачное, тяжело, как и свинцовые чувства, что теплятся в глубине его души. Раздвигая тонкими пальцами тяжелую ткань занавесок, он внимательно рассматривал небесные силуэты облаков, надвигающихся туч, первого срывающегося, как женские слезы от хлесткой пощечины, каплей дождя. Из стоящего на рабочем столе его жены радиоприемника доносится старенькая, чувственная песня Роксет «Слушай сердцем», и, вздохнув, он допивает напиток, оставив чашку с осадком на подоконнике. Если быть честным, то он терпеть не мог сюда возвращаться, ибо каждый раз, когда ему приходилось переступать порог этого места, он чувствовал себя загнанным хищником, которого пытаются приручить, которого загоняя в угол пытаются усмирить плетью и ярким пламенем обжигающегося огня. Только ты же хищник, что ты можешь кроме рычания? Его руки помнят все: прикосновения, ласку, поцелуи, но только мысли в чувстве беспамятства и забвении самого важного, самого ценного в жизни…смысл чего ты просто потерял.
Когда ты любишь, то совершенно не замечаешь сколько выучил привычек того, перед кем сердце предательски падает к ногам, но гордость поднимает его вновь и вновь, и только тогда в тебе просыпается не просто властный покровитель, а самый грозный мужчина, какой мог возникнуть перед хрупкой женщиной. Он сделал вдох и на секунду замер, словно проверяя сколько сможет жить без воздуха. Сладкий запах цветов плавно сменялся ноткой приторных ягод, и резко, словно девичий секрет шлейфом за собой влечет едкая терпкость. Такой запоминающийся, доводящий до мурашек, до с ума схождения запах. И вот она неуверенно открывает дверь. Пшеничные, волнистые локоны развивает легкий ветерок, окропляя прохладой эти ее грациозные движения чувственного тела. Изящные изгибы…плавные, чувственные переходы от талии к бедрам, и ее невероятный, возбуждающий до чертиков жалостливый, но, черт возьми, уверенный взгляд. Сколько же в нем жалости, сколько в нем страха, но того ли ты желал? Этот ли взгляд готов выдерживать каждый раз, когда он просто робко смотрит в твою сторону, закусывая губу, глотая слезы в то время, когда ты застегиваешь ремень прихорашиваясь для своей жены? А в это время, так к кому лежит тело сдерживает свою истерику стараясь быть достойной. Так ведь хочешь именно ты.
— Не ожидала тебя здесь увидеть. — Марина вздохнула. — тут твоя жена просила оставить документы. Я принесла. — без каких-либо эмоций сказала женщина аккуратно протянув мужчине папку с бумагами. — ты ведь передашь?
— Почему так долго? — не думая брать бумажную волокиту спросил мужчина сжав зубами острую зубочистку. — думаешь, что в регламент твоих привилегий входят опоздания?
— Ты будешь винить меня за то, что я не смогла застать твою жену, когда мне это было нужно? — девушка облизнулась. — прости, пожалуйста. Я помню, что опоздания не красят меня, но я…
— Все. — он выдохнул. — что там у тебя за документы? — спросил он склонив голову на бок.
— Смотри, — Марина передала папку в мужские ладони, и раскрыла его на третьей странице. — ты должен прочитать вот этот момент, и а еще вот этот… — ее изящные пальцы быстро играли по строчками показывая моменты, где требовалось его вмешательство. — так, смотри, а здесь я хочу вставить красивую сцену какой-нибудь танцевальной группы, а вот тут..-ее пальцы нежно перевернули страницу. — здесь момент с красными шторами, но я боюсь, что гости просто запутаются и…
— И? — он сжал пальца девушки своей рукою.
— И… — она вздрогнула. — и я боюсь, что они запутаются. Да. — словно отвечая сама себе на заданный в голове вопрос ответила она. — запутаются. Не хотелось бы…
Мужчина перегрыз зубочистку. Треск оглушил Марину, и она шатнулась назад. Представляя себя этой самой зубочисткой, она подумала, что однажды, он так же ее просто сломает. Сломает, и все тут. Разве ему будет от этого плохо? Нет. Просто будет делать вид, что эта сломанная девчонка к нему не имеет никакого отношения. Мурашки выступили на ее коже, и закружилась голова. Заинтересованный взгляд хищника умеет пугать до костей. Ярко-красное платье обтянуло изящную фигурку, и от каждого ее движения он ловил свой взгляд на тесно прижатой друг дружке плоти, спрятанной под кружевным бюстгальтером. Эта женщина была полной противоположностью его жены, но тем сильнее было влечение к ней, сошедшей со старых кинопленок фильмов нуара. Именно Марина та самая женщина, которая будет подружкой детектива в любом старом детективе, именно она станет первой жертвой, которую подвергнуть изощрённым пыткам и садизму. Цокот высоких каблучков ласкал слух, как и ее манера двигаться, и касалось это не только походки. Вернее, походки не касалось совершенно. Тяжелая мужская ладонь легла на округлые женские ягодицы. Встав с места, он обошел ее со спины, и приобняв за талию, мужчина уткнулся носом в ее шею, вдыхая сладкую смесь духов и кожи. Марина вздрогнула. Сердце билось так быстро, что могло просто выпрыгнуть прочь. Ведь эта вся
