воспитал своих братьев. Третий Старшебрат скорее откусил бы себе язык, чем начал расспрашивать что да как. Поэтому он и сам не понял, как так вышло, что, вопреки своим намерениям, он вдруг указал на культю. Ему стало ужасно стыдно, но опустить руку он уже не мог.
– Война? – спросил он.
Часовой вытряхнул сапоги. Из них посыпался песок, образовав миниатюрный холмик. Он полусонно уставился на него и ответил:
– Любовь.
По новой дюне проползла змея, оставив на теплом песке след из маленьких вопросительных знаков.
Третий Старшебрат писал письмо при свете полной луны. Подробно рассказывал о буре, об упавшем буфете с графинами и об ампутированной правой ступне Часового. «Ты только представь себе! – писал он. – Любовь отняла у человека ногу! Что же это за любовь такая?»
История четвертого старшебрата
Старшему брату в доме
ХОРОШИЕ новости!
Мир СОВСЕМ БЛИЗОК! Может наступить ХОТЬ ЗАВТРА!
Или через неделю. НЕ ПОЗЖЕ!
Принесены БОЛЬШИЕ жертвы!
В первую очередь, Министерством Войны:
ВСЕ банкеты из шестнадцати блюд отныне сокращены до пятнадцати.
Туалетная бумага класса «люкс» заменена на обычную.
Никому больше не предоставляется отпуск.
Все для НАШИХ ребят.
Сейчас, когда вот-вот НАГРЯНЕТ МИР,
Министерство надеется
ДОПОЛНИТЕЛЬНО поднять народный дух,
чтобы прикончить врага.
Просим прибыть на
Пост номер 7787.
Дары принимаются там же.
Почтальон, доставивший письмо, хорошо знал братьев. Он приносил им и послания Министерства Войны, и письма братьев, ушедших на фронт. Не успел он постучать, как дверь распахнулась. На него уставился Младшебрат. Несмотря на приближающееся лето, его тонкая шея была четырежды обмотана огромным шарфом, а на ногах болтались сапоги не по размеру. Из глубины дома кто-то прокричал Младшебрату, чтобы тот не стоял на сквозняке. И сколько раз ему твердили, что нельзя просто так открывать, когда в дверь стучат. Ведь никогда не знаешь, кто стоит на пороге!
– У меня тут пи… – начал почтальон и хотел было показать на свою сумку.
Наружу вылетела рука, и еще одна, и еще, и еще, ноги почтальона повисли в воздухе. Ему хватило присутствия духа, чтобы крепко прижать к себе почтовую сумку, а между тем его уже затащили внутрь, торопливо пронесли по узкому коридору, и не успел он опомниться, как лежал, распростертый на кухонном столе. В него выжидательно впились две пары глаз.
Почтальон знал, какой эффект может иметь его приход. Письма почти всегда приносят либо удачу, либо несчастье. Ведь мелочи жизни не заслуживают того, чтобы тратить на них почтовую марку.
– О! – сказал младший, приняв серый конверт. – О! – И потом, с такой надеждой, что почтальону стало больно, будто его ранили в самую душу: – А другого письма у вас нет?
Пусть погонят со двора кусачие псы или ограбит банда разбойников – все лучше, чем смотреть в полное отчаяния лицо такого вот парнишки.
Почтальон поскорей унес ноги.
– Давайте спокойно подумаем, – сказал Четвертый Старшебрат.
– Подумаем? – спросил Младшебрат.
– О чем? – спросил Пятый Старшебрат.
– О том, что нам теперь делать.
Эта тактика оказалась верной. Четвертый Старшебрат прикидывал и так, и сяк до тех пор, пока Пятый Старшебрат и Младшебрат не заснули, уронив головы на стол. Тогда он тихонько взял пальто и шляпу. Вышел из дома, вернулся. Поколебавшись, положил шляпу на место и во второй раз вышел на улицу. Вернулся опять, вынул из шкафа свои любовные письма и подсунул их спящему Младшебрату под руку.
Никто не умел так головокружительно сомневаться, как Четвертый Старшебрат. Когда-то в его жизни были две девушки, две сестры, которые приняли его сомнения за страсть и – раз-два, бац! – одновременно признались ему в любви прямо посреди деревенской площади. Но кого из них выбрать? Его братья столь же внезапно – раз-два, бац! – разделились на два лагеря: половина за одну сестру, половина за другую. А Четвертый Старшебрат так долго сомневался, что не успел принять решения: девушки уже нашли себе других ухажеров. Зато у него остались их пламенные любовные письма.
Дорога до поста номер 7787 и так была небыстрой, но у Четвертого Старшебрата она заняла в два раза дольше. Ведь что, собственно, значит «прямо»? Если, к примеру, он на каждом шагу будет отклоняться от своего пути на миллиметр, то вполне может и пройти мимо поста номер 7787. Так что он шел, останавливался в задумчивости и поворачивал обратно, сворачивал чуть влево или вправо, снова сомневался и снова поворачивал. Сомневался он зря. Министерство и раньше имело дело с такими горе-скитальцами и установило повсюду большие таблички с указаниями «сюда» и «туда». Четвертый Старшебрат их не заметил. И хорошо – иначе он потратил бы еще больше времени, раздумывая об обманчивых значениях таких слов, как «здесь» и «там».
Часовой стоял на посту, прямо у Дворца Мира, с прямой спиной, широко расставив ноги.
На глазах у него была повязка.
«Кто ж так несет караул?» – подумал Четвертый Старшебрат. Он засомневался. Пройти мимо? Или наоборот – остановиться?
Хотя Часовой ничего и не видел, со слухом у него все было в порядке. Как только Четвертый Старшебрат после долгих раздумий сделал шаг, Часовой безошибочно повернул к нему голову и занес саблю.
– Какой дар ты принес на благо Мира?
– А вопрос подойдет? – спросил Четвертый Старшебрат.
Часовой на миг растерялся.
– Вопрос?
Четвертый Старшебрат кивнул, потом вспомнил, что Часовой его не видит, и сказал:
– Вопрос на благо Мира.
– Вопросами войну не оплатишь, – отрезал Часовой.
«Это может означать “нет”, – подумал Четвертый Старшебрат. – Вполне возможно, даже весьма вероятно. Но, объективно говоря, он не сказал “нет”». Парень подумал о Третьем Старшебрате. Тот, наверное, и спрашивать не стал, а просто взял и задал вопрос. Но Четвертый Старшебрат был другим. Просто брать и делать давалось ему с трудом. Зато он отлично умел задавать вопросы.
– Почему у вас на глазах повязка?
Часовой молчал. Стоял, словно высеченный из камня. Четвертый Старшебрат уже засомневался, получит ли он когда-нибудь ответ и удастся ли ему когда-нибудь пройти мимо поста номер 7787, как Часовой вдруг вытянул шею. Шея у него была жилистая, морщинистая. Он походил на черепаху, которая хочет вырваться из панциря. Четвертый Старшебрат не сразу понял, чего от него хотят. Потом протянул руки и осторожно снял повязку.
Увиденное его испугало. Веки Часового были толстыми и опухшими, кожа вокруг глаз – воспаленной, красной. Но больше всего
