~~~
Энн Притти немало удивлена, увидев меня вскоре после того, как заходила за чаем. Она смотрит на меня с опаской, но в кои-то веки я пришла не затем, чтобы потребовать обратно свое имущество. Ида сидит у печки, угрюмо подрубая простыни. Она поднимает на меня бледное испуганное лицо. Ей пятнадцать, и я нахожу ее интересной, возможно потому, что столько же было бы сейчас Оливии. А еще потому, что она вписывается в семейство Притти, как ворона в выводок цыплят, — тощая, смуглая, замкнутая и, говорят, умная. Недавно она плакала.
— Миссис Росс! — орет Энн, как будто я не в трех футах, а на другом конце деревни. — Есть новости о вашем мальчике?
— Ангус пошел его искать.
Оказавшись здесь, я уже не столь уверена, что сумею сохранить беспечный вид. И если Ангус со мной не разговаривает, к кому еще мне обратиться?
— Ах, эти дети такие поганцы. — Она бросает суровый взгляд на безмолвную Иду.
Склонив голову к простыне, Ида кладет маленькие плотные стежки.
— Он был не в настроении, когда уходил, и я не спросила, куда он собирается. А когда вернется, очень расстроится из-за Жаме. Что бы о нем ни говорили, он был добрым человеком. И хорошо относился к Фрэнсису.
— Ну и времена. Бог знает, куда мы катимся.
Ида издает тишайший из вздохов. Голова ее опущена, так что лица я не вижу, но она явно снова рыдает. Энн тоже вздыхает, во всю мощь своих легких.
— Девочка моя, не понимаю, почему ты плачешь. О чем говорить, если ты почти не знала его.
Ида молча шмыгает носом. Покачивая головой, Энн обращается ко мне:
— Бедная его мать. У нее больше никого нет, как я слышала. Вы знаете, что он ездил в Чикаго всего два месяца назад? Зачем такому, как он, в Чикаго, я вас спрашиваю?
— Хорошо бы они отправились в Чикаго и оставили в покое Фрэнсиса, что за глупость гоняться за ним.
— Да уж.
Ида снова тихонько вздыхает, и плечи ее трясутся.
— Ида, ты прекратишь когда-нибудь? Иди наверх, если не можешь не хныкать. Боже ты мой…
Ида встает и, не взглянув на нас, уходит.
— Она меня с ума сведет, эта девчонка. Вам повезло, что у вас нет дочери… — Чуть это вылетело у нее изо рта, она вспоминает об Оливии, и, кажется, у нее промелькнула мысль извиниться, прежде чем она выбрасывает подобный вздор из головы. — Но вам и с этим пришлось помучиться.
Признаюсь, так оно и есть.
— Это все кровь его говорит. Тут уж ничего не поделаешь. Вы ведь не знали его родителей? Кто знает, может, жулики и воры какие. Все ирландская его натура. Им нельзя доверять. Я была в Китченере, их там целые толпы, ворюга на ворюге, смотрят так, будто на ходу тебя раздевают. Заметьте, о вашем Фрэнсисе я ничего такого не говорю, но это у них в крови. Что есть, то есть, и вам нужно быть начеку.
Несмотря на эти выпады, я понимаю, что она хочет как лучше, просто не умеет иначе.
— Так что же там с Идой? Вам не следует быть с ней слишком строгой, вспомните себя в ее возрасте.
Энн фыркает.
— Я никогда не была в ее возрасте. Я с десяти лет по хозяйству, у меня не было времени сидеть и мечтать. — Она бросает на меня лукаво-насмешливый взгляд, которым обычно сопровождаются шутки в мой адрес. — Знаете, что я думаю? Я думаю, она влюбилась в вашего Фрэнсиса. Она-то не скажет, но я-то знаю, что говорю.
Я так удивлена, что смеюсь чуть ли не в голос.
— Ида?
Она же совсем еще ребенок, кожа да кости. И я никак не ожидала, что у кого-либо из семейства Притти найдется время подумать о Фрэнсисе. Случился однажды неудачный поход в лес, на который Ангус и Джимми вынудили мальчиков едва ли не угрозами. Фрэнсис, Джордж и Эмлин вернулись через два дня, и Фрэнсис так и не проронил об этом ни слова. После этого я бросила все попытки уговорить его пойти поиграть с ними.
— Они общались в школе до того, как он ушел.
— Позвольте мне пойти поговорить с ней. Я помню себя в этом возрасте. Знаете, она так напоминает меня в юности.
Я улыбаюсь Энн, наслаждаясь мыслью, что перспектива увидеть дочь похожей на меня может явиться ей только в самых страшных кошмарах.
Поднимаюсь по лестнице, прислушиваясь к сопению, и нахожу Иду у окошка ее крошечной спальни. По крайней мере, я не сомневаюсь, что она смотрела в окно, но при моем появлении тут же склонилась над шитьем.
— Твоя мама говорит, что тебе сейчас нравится в школе.
Она поднимает на меня покрасневшие глаза и кривит рот:
— Нравится? Не особенно.
— Фрэнсис все время повторяет, какая ты умная.
— Правда?
Лицо ее ненадолго смягчается. Возможно, Энн и права.
— Говорил, что ты прямо ученая. Может, тебе стоит продолжить в коппермайнской школе — ты об этом не думала?
— Мм. Не знаю, позволят ли ма и па.
— Ну, разве у них не достаточно мальчишек, чтобы помогать по хозяйству?
— Наверное, достаточно.
Я улыбаюсь ей, и на ее лице мелькает подобие ответной улыбки. У нее маленькое изможденное костистое личико и мешки под глазами. Красавицей никак не назовешь.
— Миссис Росс? А вы продолжили обучение?
— Да. Дело стоящее.
Это почти правда. Я бы и закончила, если б не оказалась в лечебнице. Сейчас, когда она смотрит на меня с застенчивым восхищением, мне так хочется быть той, за кого она меня принимает. Наверное, я могла бы стать для нее кем-то вроде наставницы — прежде я об этом не думала, но мысль приятная. Наверное, это связано со старением.
— Фрэнсис тоже не должен бросать школу. Вот он-то по-настоящему умный. — Она краснеет от непривычного усилия выразить собственное мнение.
— Ну, может быть. Он сейчас не станет со мной разговоры говорить. Когда-нибудь ты узнаешь: уж кого-кого, а матерей они не слушают.
— Я не собираюсь выходить замуж. Никогда.
Она вновь помрачнела.
— Думаешь, я не помню, как говорила то же самое? Но не всегда складывается так, как тебе кажется сейчас.
Я почему-то теряю с ней контакт. На глаза у нее наворачиваются слезы.
— Ида… Фрэнсис не разговаривал с тобой перед тем, как уйти? Насчет того, куда он собирается, или о чем-то таком?
Девочка качает головой. Когда она снова поднимает голову, меня ошеломляет невыносимая боль в ее глазах. Скорбь и что-то еще — не ярость ли это? Что-то, связанное с Фрэнсисом.
— Нет, не говорил.
Домой я возвращаюсь, чувствуя себя хуже, чем на пути туда. Собственно, я и не надеялась, что Ангус приведет Фрэнсиса, а потому не удивляюсь, когда глубоко затемно он возвращается один. Он весь посерел от усталости и говорит, не глядя на меня: