вас обоих.
После чего скрылась в захохотавшем зеленой листвой дубровнике.
– Вот это фокус, – воскликнул Падший, – а ты еще разрыдался.
– Вспомни свои кульбиты с насекомыми, – парировал Светлый и добавил: – Праведница.
– Поглядим, – возразил ему Падший.
Едва сухая ветка, тронутая ее плечом, закончила свое нервное трепыхание, как за спинами крылатой парочки вспорхнула с куста сойка. Оба антагониста повернулись на звук. Опираясь на обломок копья, убеленный сединами и обремененный горбом прожитого, еле волоча подгибающиеся ноги, к Кресту вышел Рыцарь.
– С возвращением, герой, – съязвил Падший, – неважнецкий вид.
Рыцарь, не обращая внимания (понятное дело) на сарказм, обогнул Крест и, заняв правильное положение перед святыней, буквально рухнул (не без облегчения) на колени.
– Господи, я задолжал тебе любви во Имя твое, наполнив сердце ненавистью от Имени твоего.
– О, а артиллерист-то поумнел, – прокомментировал Падший, – недаром Хозяин говорит – Война – дело благое.
– Скорее, он просветлел, – возразил Светлый.
– Ты насчет седины, – не прекращал веселиться Падший.
– Я насчет мудрости.
Дочитав молитву, Рыцарь захрипел, схватился за сердце и мешком повалился на землю бездыханным.
– О, преставился, забирайте праведника, – толкнул Падший крылом в бок Светлого.
– Нет, не возьмем, – отозвался тот, – праведности через такое количество убиенных душ не бывает.
– Он же раскаялся, – удивился Падший, – неужто раскаявшийся не пройдет к вам? Не этому ли учит Церковь?
– Раскаявшийся должен отработать содеянное, для этого нужно время, а у него его не было. Следующее воплощение покажет глубину его раскаяния. Покаяние не снимает груза, оно останавливает падение.
– Нам он тоже не нужен, ренегат, покрошил неверных числом… – Падший свесился с креста, уткнулся взглядом в землю и зашевелил губами. – Да он герой, три с половиной десятка, у нас мог получить звание капрала подземного воинства, и вот тебе на, раскаялся. Нет, не возьмем.
– Не вам решать, – прокатился громовым раскатом по небу Голос, сверкнув для острастки молнией.
Ангелы одновременно охнули:
– А кому?
– Ей! – снова громыхнуло сверху, и на дороге появилась пожилая женщина.
Медленно перебирая ногами, с трудом перешагивая через корни, на мизансцене возникла старая знакомая. Время превратило нежно пахнущий цветок в гербарий, забрав влагу из кожи и цвет из глаз, но в том, что это именно она, сомнений не было. Женщина подошла к лежащему на земле, присела возле него и сказала, не глядя, но явно обращаясь к ангелам:
– Жизнь прошла, а вы все сидите, решаете.
«Пернатые» судьи переглянулись.
– Ведьма точно видит нас, – прошептал Падший, – но слышит ли? Эй, старуха.
– Ну какая женщина отзовется на такое, – нравоучительно перебил его Светлый. – Красавица, поговори с нами, если Всевышний даровал тебе знание ангельского языка.
Женщина оторвалась от умершего и взглянула на Крест:
– О чем толковать с бездельниками, рассматривающими чужие деяния.
– У каждого своя работа, – заметил обиженно Падший.
– Мы ждем Праведника, – примирительно начал Светлый.
– Разве Господь не отдал этот «крест» мне? – проворчала женщина.
– Она и Его слышит, – изумился Падший.
– Каждый день той чужой жизни, которую Он даровал мне, о которой не просила, но получила, я разговариваю с Ним, – устало произнесла она.
– Я же говорил, выпросила, – заулыбался Падший, – не свои годы, а того, о ком рыдала, но на свою голову.
– Да, я судила другого, пусть и своею любовью, но осудила себя, хоть и любовью Господа.
– Не судите, да не судимы будете, – миролюбиво продекламировал Светлый.
Женщина посмотрела на ангела.
– Кабы знать, что проживать непременно надобно только себя, судить, осуждать, разглядывать и оценивать только себя, ибо всякий «взгляд» в сторону другого ложится на собственные плечи, иной раз котомкой неподъемной. Я чашу своего непонимания выпила до дна, – она кивнула на лежащего у ее ног человека, – с ним моя «чужая жизнь» закончилась, осталась только МОЯ, всего несколько дней. Пойду-ка, проживу их, авось что-нибудь и получится.
Сгорбленная до сего момента пожилая женщина вдруг расправила спину, седину «смыло» с волос дуновением ветра, и восхищенным взорам ангелов открылось молодое, прекрасное лицо юной девы, истинный возраст которой выдавала лишь глубокая печаль в глазах. Она бодро помахала рукой каменному Кресту и исчезла за колышущимся занавесом дубровника.
Падший повернулся к Светлому:
– Так и кто Праведник, ты что-нибудь понял?
– По-моему, она все сказала, – улыбаясь, расправил крылья Светлый.
– А чего она сказала? – возмутился Падший.
– Подумай! – крикнул Светлый и взмыл в Небеса.
– Нам думать нельзя, Хозяин не велит, – плюнул вослед Светлому Падший и с шумом вонзился в землю, отправившись домой. На этом месте возле Креста образовалась лунка, которую первый же дождь наполнил водой до краев, и если тебе, читатель, доведется оказаться здесь, преклони колено и загляни в маленькое озерцо –там, в отражении, сможешь разглядеть двух ангелов, оседлавших каменные плечи Креста.
Ключи от Царствия
– На титуле одно имя, но авторов всегда двое, – поигрывая лукавой улыбкой на непроницаемой, вечно бледной физиономии, авторитетным тоном заявил Критик, переворачивая последнюю страницу рукописи.
– Это почему же? – обиженно, но не слишком активно возразил ему Писатель, он же автор, нервно заламывая пальцы.
– Потому что подле пишущего, прямо за спиной, шепчет либо Бог, либо Лукавый, и в зависимости от этого обстоятельства мы имеем или почти гениальную, или абсолютно бездарную литературу. – Критик звонко цокнул языком.
– К какой же вы причислите мой скромный труд? – заискивающе и не без кокетства пролепетал Писатель.
– Хм, спросите у Читателя, – посоветовал Критик, сворачивая рукопись в трубочку и, постучав себя по ноге этим импровизированным молотком как заправский психиатр, добавил: – Читатель никогда не врет.
– А вы, стало быть, можете, – у Писателя затряслась нижняя губа.
– Да речь не обо мне, – не обращая внимания на происходящее, спокойно ответил Критик, – взять хотя бы вот это. – Он перестал долбить по коленке, развернул рукопись и, перебирая тонкими, как паучьи лапки, пальцами, быстро отыскал нужный листок. – Вы пишете – ключи от Царствия Небесного имеются у каждого, но не дарованы они по праву рождения (сотворения) от Божественной Сути, а вручены Спасителем, принесшим Жертву, а именно отдавшим свои ключи, разделив их на всех. Но позвольте, Читатель тут же возразит вам…
– Да нет никакого Читателя! – раздраженно воскликнул Писатель и выхватил рукопись из рук Критика. – Книга еще не издана и вряд ли увидит свет вообще, если вы, со своим критическим настроем, прежде пообщаетесь с Издателем.
– И тем не менее, – невозмутимо продолжил Критик, поправив цветастый платок на шее, – хотелось бы подробнее обсудить ваши высказывания, тем более изложенные на бумаге, что написано пером, сами знаете. Насколько я помню, Христос вручил ключи от Царствия Небесного апостолу Петру, причем только ему одному.
Критик вопросительно уставился на Писателя, любовно разглаживающего
