Царь согласился. Но друзья Урваши, небесные музыканты гандхарвы, желая вернуть ее к прежней жизни, пробрались ночью во дворец и похитили одного из барашков. Пуруравас вскочил, чтобы броситься в погоню. Сверкнула молния, и Урваши увидела наготу супруга. Обет был нарушен, и апсара пропала. Долго блуждал бедный царь в поисках любимой, пока не увидел ее в далеком краю у озера среди лебедей, в облике которых купались небесные девы. Она согласилась соединиться с ним, но только после того, как, совершив положенные обряды, он стал одним из гандхарвов.
Неясно, чем вызвано странное желание Урваши. С чего это ей избегать мужской наготы, если в той же "Ригведе" сказано, что она и днем и ночью готова была наслаждаться ласками мужа, который по крайней мере трижды в день "пронзал ее плоть своим копьем"? Как бы то ни было, сюжет примечателен тем, что впервые в мировой литературе на супружеском ложе пришли в столкновение романтическая чувствительность и зрелая чувственность.
Герои еще одной истории "Ригведы" ~ совершенно земные персонажи — святой отшельник Агастья и его жена Лопамудра, живущие в лесной обители. Лопамудра жалуется на то, что много лет вдали от людей изнуряла себя аскезой и теряла красоту напрасно, ибо муж ее дал обет целомудрия. Она замечает, что никто из прежних "служителей истины" не доводил до конца подобные обеты, и призывает мужа соединиться с ней ради приобретения потомства. Слезная мольба звучит в ее словах:
"Разве мужчины никогда не должны входить к своим женам?»
Разве жены никогда не должны сходиться с мужьями?"
Агастья, будучи "мягкосердечным мужчиной", сначала отнекивается, опасаясь, что годы подвижничества пропадут даром:
"Не напрасно старание, которому содействуют боги. Мы вдвоем выстоим в любых сражениях. Мы победим здесь в состязании с сотней ловушек, если объединимся в пару, устремленную к одной цели. На меня нашло желание быка вздымающегося, возникшее отсюда, оттуда, неизвестно откуда. Лопамудра заставляет струиться быка. Неразумная сосет разумного, пыхтящего".
В ответе бедного мудреца не меньше страсти, чем в мольбе Лопа-мудры. Призывая продолжать сражение с соблазнами, избегать ловушек страсти, он, кажется, убеждает больше себя самого, но, как видно, не способен противиться желанию. (При этом в стихе обыгрывается двусмысленность слова нада — "бык" и "пенис”.)
Завершается гимн обращением к богам с просьбой не карать отшельника, пожелавшего потомства: "Если мы совершили какой грех, да простит он его великодушно — ведь смертный обилен страстями!"
Санскритская литература изобилует рассказами об искушении аскетов, давших обет целомудрия, небесными или земными красавицами. Искушение Агастьи оказалось первым и едва ли не единственным случаем, когда праведник уступил собственной жене, чтобы утолить плотское желание, хотя бы и ради продолжения рода. А к образу чувствительной супруги прибавилась еще одна черточка: право на любовное наслаждение, несмотря ни на какие обеты мужа.
В следующий, эпический период индийской культуры галерея индийских жен пополнилась новыми яркими портретами. С одной стороны, идеал раскрывался в небожительницах, таких, как супруга Брахмы — богиня мудрости и красноречия Сарасвати, супруга Вишну — богиня красоты Лакшми, супруга Шивы ~ Парвати. С другой стороны, воспевались земные женщины, такие, как героиня одного из мифов "Махабхараты" Савитри, любовь которой растрогала самого бога смерти, и он вернул ей умершего в лесу на ее коленях супруга, или как дочь отшельника Шакунтала, поначалу отвергнутая своим мужем царем Душьянтой, но оставшаяся верной и любящей до счастливого воссоединения с ним, или как Сита, красавица-жена царевича Рамы из эпической поэмы "Рамаяна", разделившая с ним множество тяжелых испытаний. Отношения каждой пары окрашены чувственностью, которая проступает то в описании женской красоты, то в проявлениях широчайшей гаммы эмоций: от сдержанной нежности до пылкой страстности.
Пожалуй, ближе всех к идеалу чувствительной жены ~ Парвати. Дочь повелителя Гималаев полюбила Шиву за его подвижничество, но когда явилась к нему в царственных одеждах, он, погруженный в безмолвное самосозерцание, не обратил на нее никакого внимания. Не помог даже бог любви Кама, собравшийся было пустить в сурового бога цветочную стрелу, пробуждающую в сердцах любовь, но тут же испепеленный лучом третьего глаза Шивы. Только сняв с себя блистающие наряды и драгоценности, облачившись в одежду из коры деревьев, наложив на себя изнурительные обеты, завоевала девушка расположение великого йогина. Он взял ее в жены, прервав аскетический подвиг, к вящей радости богов, жаждавших их союза, от которого, согласно предсказанию, должен был родиться бог войны Сканда, способный победить страшного демона, досаждавшего людям и богам.
Первая брачная ночь Шивы и Парвати длилась целый ’’небесный год", т. е. 360 земных лет. Молниями полыхали небеса, сотрясалась земля, казалось, вот-вот наступит конец света. Испугались боги. Им показалось, что столь сильная страсть породит потомство, которое не смогут вынести ни земля, ни небо. Они стали просить Шиву не зачинать младенца, и он задержал семя. Потом выпустил, и оно, "прекрасное, пахнущее жасмином и голубым лотосом", упало в Ганг. Вмешательство богов, заставивших Шиву прервать ласки и задержать семя, разгневало Парвати. В сердцах она обрекла их на бесплодие, но потом смилостивилась и смягчила проклятие.
Более нежными красками описано времяпрепровождение молодоженов в "Шива-пуране". После свадьбы Шива и Парвати уединились в прекрасном дворце посреди цветущей, благоухающей весенними цветами долины. Видя смущение молодой жены, Шива старался развеселить ее.
Из цветов сплетал он гирлянды, надевал ей на шею, подводил к зеркалу и смотрелся в него из-за ее плеча. Играючи, он снимал с нее серьги, браслеты и кольца, а потом надевал снова. Усадив на кровать, красил краской ступни ее ног и шептал ласковые слова. Если она задумывалась, то задавал неожиданный вопрос, например как ее зовут. Драгоценными мазями рисовал на ее теле знаки и, украшая грудь, вдруг сжимал ее своими ладонями. Иногда отходил подальше, потом подкрадывался сзади и закрывал ладонями ее глаза. А то становился невидимым, заставляя ее испуганно оглядываться; она искала его и внезапно оказывалась в крепких объятиях.
Постепенно она привыкла к мужу, все раскованней отвечала ласками на его шалости. Не только в постели являла ему свою нежность, но и когда гуляла с ним в садах, плескалась в лотосовом озере, смотрела на звезды или слушала его рассказы о мироздании.
Такие, с детства знакомые каждой индианке легенды оказывали несомненное влияние на формирование женской чувственности. На примере Парвати учились сочетать, казалось бы, несовместимое: пылкое любвеобилие со скромностью и благочестием
Надо полагать, не меньшее влияние оказывал культ лингама (фаллоса) Шивы. Этот символ творческой энергии божества является непременным атрибутом шиваитских храмов и домашних святилищ. Изображают его обычно в сочетании с йони — женским
