замечали абсолютно всё: какие кто курит сигареты, какие журналы покупает и какие напитки заказывает. Информаторы доносили о самых разных проступках членов собственных семей и друзей. Неверность, религиозность, пользование косметикой, половые связи вне касты, анекдоты, писательство заслуживали самого сурового наказания.
Всей этой системой ведало Управление безопасности Союза, боровшееся со всеми видами шпионажа, терроризма, подрывной деятельности и неповиновения. УБС считалось лучшим в Европе, даже более эффективным, чем созданное в 1930-х годах в Берлине, а его глава, Эрнст Кальтенбруннер, руководил им с самых первых дней Союза.
Кальтенбруннер, тонкогубый австриец с длинным жестким лицом и шрамом, приподнимавшим уголок его рта в постоянной усмешке, сделал карьеру в Австрии, где руководил С С и участвовал в аннексии страны, а оттуда перебрался в Берлин и совершил головокружительный взлет на пост главы службы безопасности. Говорили, что камера для допросов по-прежнему остается его любимым местом работы.
Тотальное наблюдение было детищем Кальтен-бруннера, порождением его гения. Некоторые граждане нервничали по этому поводу, но большинство просто равнодушно принимало, будто стихийное явление, такое же обыденное, как дождь или ветер.
Роза уже спешила к лестнице, чтобы спуститься в подземку, когда сзади прозвучало:
— Понравился фильм?
Из тумана вынырнула фигура Оливера Эллиса. Неудивительно, что Роза не заметила его раньше: длинный плащ с поднятым воротником и надвинутая на лоб шляпа позволили ему, хоть и высокому, слиться с толпой, выходящей из кинотеатра. Его лицо, выбеленное резким светом фонарей, и четкая линия подбородка напомнили ей древний греческий бюст из музея. Казалось, Оливер и на ощупь холодный, словно мраморная статуя.
Этот мужчина всегда производил впечатление пусть не одинокого, но очень обособленного человека. Если подумать — хотя Роза никогда на эту тему не задумывалась, — его обособленность выглядела довольно-таки таинственной. В Англии оставалось совсем мало мужчин брачного возраста, почему же он до сих пор не женат? Вовсе не дурен собой, и женщины в конторе на него засматривались, однако он не проявлял к ним ни малейшего интереса. Бриджит Фэншо несколько месяцев подряд отчаянно флиртовала с Оливером, но без малейшего успеха.
— Все, больше не хочу терять на него время, — сдалась наконец она. — Он явно влюблен в другую женщину. По крайней мере, будем надеяться, что в женщину.
Может, так и есть? Может быть, Оливер Эллис один из тех мужчин, чьи пристрастия могут довести до тюрьмы?
Вот и сейчас в его зеленых глазах мерцали веселые искры, словно он сдерживается, чтобы не расхохотаться, и, как обычно, у Розы создалось впечатление, что подсмеивается он именно над ней.
— Представь себе, понравилось! Даже очень.
— Неужели? По мне, так унылое месиво розовых соплей, а диалоги как будто переводили с китайского.
— Цара Леандер всегда хороша, — машинально откликнулась Роза.
Фильм уже давно растаял у нее в голове, как таяла в детстве во рту сахарная вата, оставляя лишь приторно-сладкий осадок.
— А что думаешь про кинохронику? Похороны Сталина?
Она слегка пожала плечами, пытаясь не выдать своего изумления. Никто и никогда не обсуждал международную обстановку на улице. У нее мелькнула мысль, что Оливер пьян.
— Я толком и не смотрела. Отвлеклась на разговоры.
— А, так ты ходила с Хеленой Бишоп?
— Она проверяла этот фильм на идеологическую чистоту.
На худом лице Оливера мелькнула сардоническая улыбка.
— Думаю, ей не стоит об этом волноваться. А вот с эстетической точки зрения он, конечно, отвратителен. И не годится для лиц моложе двадцати одного года.
— Думаешь?
— Как и для лиц старше двадцати одного года.
Роза осторожно улыбнулась. Ее не особенно смущало легкомыслие Оливера. Хелена вела себя ничуть не менее непочтительно, оставаясь при этом восходящей звездой министерства. Дело было в другом. В чувстве, преследовавшем ее последнее время.
Это началось на службе — не только в конторе, но и в столовой, и на официальных мероприятиях. Несмотря на то что Оливер занимался корректировкой исторической, а не художественной литературы, как Роза, они оба получили доступ к одним и тем же собраниям вырожденческих книг в библиотеке и часто, отрываясь от полок с книгами, она замечала Эллиса неподалеку.
Случайное совпадение или нечто иное? Неужели он информатор?
В конце концов, кто-то же докладывал начальству о ее мелких прегрешениях. Например, она получила официальное внушение за пользование губной помадой на работе — старым тюбиком «сладкой вишни» от «Макс Фактор», доставшимся от матери. И кто-то доложил о ее шутке по поводу последней агитационной кампании.
И все же, хоть подозрение и возникло, она тут же его отбросила. Даже если и информатор, не все ли равно? Всех конторских служащих поощряли следить друг за другом, и, как она сказала Бриджит и Хелене, о ней просто нечего было доложить.
Смог придал их встрече неожиданную интимность, невольно сблизив и приглушив все вокруг. Роза поглядела по сторонам — так называемый союзный взгляд. Жест, знакомый каждому, кто разговаривал в общественном месте, такой же естественный, как дыхание.
— Поедешь домой на подземке? — поинтересовался он.
Роза подумала, не сказать ли ей «нет» на случай, если он тоже направляется в метро, но поняла, что понятия не имеет, где живет Оливер. Ей почему-то казалось, что где-то на юго-востоке столицы. Это, конечно, должен быть элитный район. Может быть, в Найтсбридже?
Заметив, что она заколебалась, он добавил:
— А я пешком. Нужно размяться. До завтра.
И, развернувшись на месте, исчез в мутном воздухе.
Глава восьмая
Пятница, 16 апреля
Когда Роза вошла, комиссар разговаривал по телефону. Разговор состоял из нетерпеливых отрывистых возгласов:
— Ja… Ja… Jawohl[8].
Через пару секунд он, недовольно сопя, положил трубку и развернулся ей навстречу.
Брюхо комиссара по общей культуре Англосаксонского Союза соответствовало его раздутому титулу. В другой жизни он мог бы стать мясником и таскал бы своими здоровенными руками свиные окорока и рубил кости. Его лысая макушка сияла сквозь редкие пряди рыжих волос, соединяющие жидкую поросль по обеим сторонам головы, над воротником выпирал валик жира. Говорил он исключительно по-немецки, за тринадцать лет не озаботившись выучить по-английски больше нескольких слов, а из тех немногих, что запомнил, отдавал предпочтение нецензурным.
— Фройляйн Рэнсом. Котт [9].
Приглашения сесть не последовало, и Роза встала прямо, расправив плечи. Ночью она почти не спала, а утром чисто, как кухонный стол, оттерла лицо и надела самый безликий и консервативный костюм из грубой шерстяной ткани с однотонной блузкой, обойдясь без всякой бижутерии. Если комиссар это и заметил, то не подал виду. Он продолжал копаться в стопке бумаг на столе, время от времени отбрасывая очередной лист
