слова не могу.
— Марат не особо нормальный, — в знакомой манере парирует Юнусов и, открыв дверь своей комнаты, бросает на меня пристальный взгляд. — И не обязательно верить всему, что я говорю. Заходи, — кивает в глубь своей спальни, и я делаю первый шаг в святая его святых.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Часть 21
Комната Ратмира очень отображает внутренний мир ее хозяина — дорого обставлена, но в то же время не лишена интересных деталей. Которые нужно просто заметить.
Например, стеллаж с книгами, коллекция не слишком большая, но подобрана с прекрасным литературным вкусом. Кое-что я читала, а некоторое лишь в планах.
Еще я вижу на подставке у окна электрогитару красного цвета, причем видно, что стоит она там не просто для красоты. Места, где особенно часто касались его пальцы на грифе — чуть стерты, и струны лишены глянцевого "магазинного" блеска.
Мне хочется походить по его комнате, рассмотреть все более тщательно, но я все-таки "в гостях", в спальне мужчины, и нужно соблюдать правила приличия.
— И где твоя аптечка? — оборачиваюсь на хозяина комнаты.
— В ванной, сейчас принесу, — скрывается в примыкающей ванной, но дверь за собой не закрывает. Случайно или намеренно, я не знаю, и прекрасно вижу, как он, повернувшись спиной к выходу, снимает испачканную кровью футболку.
Спина у него широкая, рельефная, видно, что он часто пропадает в спортивном зале и доводит свое тело до физического совершенства. И судя по тому, что я стою и словно завороженная бесстыдно подсматриваю за ним, делает это не зря.
К своему стыду, мне нравится то, что я вижу. Ратмир действительно внешне очень привлекательный и это то, что уже встает между нами камнем преткновения. Не смотря на его зачастую несносное поведение, он может обезоружить одним только взглядом.
Я прекрасно понимаю, что нашла в нем Милана. Что находят в нем все его воздыхательницы. И просто обязана ни в коем случае не пополнить их ряды.
— Не могу найти перекись, — произносит он, и до меня доходит, что я настолько погрузилась в свои откровенно бессовестные мысли, что даже не заметила, что он там делает. — Посмотри в верхнем ящике комода.
— Мне самой посмотреть?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Ну да.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Я бы ни за что не стала рыться без спроса в чужих вещах, но он сам предложил мне это.
Осторожно берусь за ручку и тяну ящик на себя. Там царит абсолютный порядок: в углу аккуратно лежит блокнот с кожаным переплетом, несколько карандашей, пара журналов на автомобильную тематику, какие-то чеки.
Взгляд цепляется за какую-то коробку фиолетового цвета. Зачем-то беру ее в руки, и когда понимаю, что это, мгновенно краснею.
Это же контрацептивы! ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Ну что, нашла? — доносится за спиной.
Резко вздрагиваю. Несчастная коробка падает из рук, по полу рассыпается ее содержимое.
Немея от ужаса и одновременно позора, опускаюсь на корточки.
— Извини, я не должна была… Я сейчас все соберу. Сейчас…
Пальцы совершенно не слушаются, и от волнения и то и дело все роняю.
И как только меня угораздило, Господи! Какой позор!
— Они не кусаются, — усмехается Юнусов, и садится рядом со мной, ловко собирая квадратики из плотной фольги.
Он так и не оделся, и теперь я вижу вблизи его обнаженную грудь, чуть покрытую порослью темных волос. Я краснею еще сильнее, хотя казалось бы, куда уж больше. Да я вообще готова провалиться сквозь землю!
— Я это… случайно взяла… Сама не знаю зачем.
— А перекись-то нашла? — усмехается.
— Нет, — поднявшись, не глядя ему в глаза пихаю ему в ладонь то, что успела собрать. — Я пойду, наверное. Уже поздно…
— Да подожди ты. А рану обработать?
Да плевать мне уже на эту рану, унести бы отсюда ноги и не смотреть, как он тут щеголяет полуголый.
— Не мог бы ты… одеться? — и демонстративно отворачиваясь к окну, чтобы не смотреть на него в таком виде, и заодно чтобы он не заметил, как пылают мои щеки. — Пожалуйста. Если можно.
— Тебя это смущает?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Вообще-то, да.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Вообще-то, мы скоро поженимся, — взяв меня за запястье, заставляет повернуться и посмотреть наконец на себя. — Тебе придется на это смотреть, хочешь ты того или нет.
Откуда ни возьмись в его руках оказывается флакон с обеззараживающей жидкостью. Наклоняет бутылочку и льет немного на рану.
— У тебя ладонь дрожит. Больно?
Нет, мне не больно. И я сама не понимаю, что со мной. Его близость, да еще в таком виде, заставляет чувствовать себя странно. Мысли путаются, в голове словно вата. И сердце колотится так сильно, что кажется, что его стук слышно в каждом уголке дома. И уж точно слышно ему.
— Ты же знаешь, что наш брак не будет… настоящим, — произношу пересохшими губами.
— Ну кто знает, каким он будет. Мы взрослые люди, произойти может всякое.
Решаюсь взглянуть ему в глаза, и меня словно огнем обжигает.
Да что происходит такое этой ночью!
— Спасибо, достаточно, — выдергиваю руку. — Я пойду.
— А мне ты рану не обработаешь? Ты же как-никак будущий врач.
Звучит это дерзко. Определенно с вызовом.
Он будто хочет проверить меня на вшивость. И после того, как я едва не накинулась с осколком на Марата, я не могу взять и просто так спасовать.
— Конечно, — беру из его рук флакон с перекисью, ватный диск со стола и киваю на кровать. — Присядь. Так будет удобнее.
Он прав, я будущий врач. И не должна трястись от вида полуобнаженного мужского тела.
И тут же думаю о том, что дело ведь не просто в голой груди и спине — я видела Рому в одном трусах на речке и не было даже близко ничего подобного. Дело в том, чье это тело.
Опускаюсь на край кровати рядом с Юнусовым и, надев на лицо максимально беспристрастную маску, изо всех сил стараюсь отбросить лишние мысли. Промакиваю ватным диском небольшую ссадину на его опухшей переносице, а сама не могу отвести взгляд от его губ.
Интересно, каково это — целовать его?
Какова на ощупь кожа его плеч, такая ли она гладкая, какой кажется…
Я ощущаю головокружение, только в этот раз совсем не связанное с несчастной анемией.
Мне кажется, нет, я уверена — что он тоже смотрит на мои губы и один бог знает, что у этого парня на уме…
— Ты так волнуешься, — произносит он, смущая меня этим еще больше. — У тебя руки дрожат.
— Да, волнуюсь. Ты же получил из-за меня.
— Только в этом дело?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Конечно. Разве может быть в чем-то еще?
— Я совсем
