и пойдемте. Там в комендатуре мы с вами обстоятельно поговорим. Заранее могу вам сказать, что мы найдем достаточно материала, чтобы вас продержать все лето.
— Никого нельзя держать без санкции прокурора.
— Мне рассказывал один прокурор, что вы снитесь ему по ночам, как барышне жених. Жить без вас не может. Он очень обрадуется, когда мы вас ему покажем.
— Пошел за одной бабенкой, которая завтракала в «Савое».
— И долго вы за ней ходили?
Смуглое красивое лицо Франека еще раз осветила улыбка. Это была не слишком приятная улыбка, но Зентека в этот момент интересовало совсем другое.
— Часа три. Сам не знаю, что это на меня нашло. Она была старше меня и не так, чтоб очень. Но я увязался за ней.
— И что-нибудь из этого вышло?
— Да что вы! Ничего. — Франек еще раз усмехнулся, полез под подушку и вынул оттуда пачку сигарет. Он протянул их Зентеку, но тот качнул головой, отказываясь. Тогда он сам закурил и глубоко затянулся. — Я заговаривал с ней пару раз. Она постоянно меня отшивала, а под конец сказала, что позовет милиционера. Их как раз было двое недалеко, поэтому я смылся.
— А она?
— Села в такси.
Зентек вынул из кармана бумажник, а оттуда фотографию.
— Это она?
Франек наклонился.
— Да. — Он поднял на капитана глаза. — Так речь была не обо мне, а о ней?
Зентек ничего не отвечал. Он забрал фотографию и положил ее обратно в бумажник.
— Сколько могло быть времени, когда она села в такси?
— Может быть, без четверти десять, а, может быть, немного больше. Но нет, немного больше, потому что в половине одиннадцатого у меня была встреча с одним типом в «Савое», а я пришел за несколько минут раньше, чем он.
— Как же могло случиться, что вы за ней отправились, Ремишевский? Сами же говорите, что она была старше вас.
— Ну и что? Разве тем, кто старше, это не нужно?
— Наверное, нужно. Но она, как видно, на вас не польстилась.
— Не польстилась, — признал Тучка и лег на подушку с сигаретой в зубах. — Я думал, что это порядочная женщина. А оказывается, вы ею занимаетесь. Как человек может ошибиться!
— Я старше вас, и то ошибаюсь, — капитан усмехнулся и встал. — Может быть, вы мне еще потребуетесь, Ремишевский. Не забывайте того, о чем вы мне сегодня рассказали.
— Не забуду, шеф. Можете быть спокойны.
Капитан уже взялся за ручку двери, когда до него донесся голос Франека.
— А кто это такая, капитан?
— Да так, ничего особенного. Просто немного нервная особа. Зарубила десять человек топором, преимущественно ухажеров, — сказал Зентек и вышел.
Женщина вошла в комнату.
— Что он от тебя хотел?
— Да так, поговорить приходил. Капитан из Главной комендатуры. Комик какой-то.
Франек рассмеялся и укрылся с головой одеялом.
— Пусть мама подберет с пола сигареты, они упали. Теперь буду спать. Скоро нужно будет вставать на работу.
— На работу, — пожала она плечами. — За такую работу Бог Еву из рая выгнал.
— И правильно сделал, — Франек зевнул.
Глава десятая
Как полковник, так и его дежурный заместитель, заступивший в ночную смену, были в милицейской форме. Зентек положил шляпу на стул и вздохнул, потом достал платок и вытер вспотевшее лицо.
— Вижу, что вы уже набегались, капитан. — Полковник уселся и поставил локти на стол.
Его заместитель стоял у окна и тоже смотрел на Зентека. Оба они были явно чем-то заняты.
— Что ж, можно и так сказать, шеф, — сказал капитан, вынул блокнот и, не заглядывая туда, продолжил: — В игру могут входить трое подозреваемых, и, разумеется, следует принять во внимание и возможность самоубийства. Все трое подозреваемых имеют алиби.
— Значит, самоубийство? — спросил заместитель. — Нужно будет побыстрее найти решение этого вопроса. Это был известный человек, и завтра в газетах появятся некрологи. Дело уже получило достаточную огласку, весь город уже в курсе.
— Мне не хватает еще подтверждения алиби Марии Рудзинской. Я не знаю точно, выехала ли она из Закопане пассажирским поездом. Она могла, например, приехать скорым, который прибывает в Варшаву в пять утра, убить мужа, а потом сделать вид, что встретила сестру, выйдя из вагона. Она не ехала спальным вагоном до Варшавы, хотя на пути в Закопане воспользовалась именно им. Никто не видел ее выходящей из поезда…
— Это интересно.
— Весьма.
— А как она это объясняет?
— Я ее еще не спрашивал об этом. Час тому назад я проверил в «Орбисе» все данные. Но она утверждает, что знакомые проводили ее на вокзал в Закопане. Если она села в пассажирский, то должна была им и приехать.
— А не могла она как-то догнать скорый? На такси или каким-то иным способом?
— Нет. Ей пришлось бы ехать сто пятьдесят… — он заглянул в блокнот, — сто пятьдесят пять километров в час в темноте. Я подсчитал. Впрочем, у нее нет машины. Вряд ли бы она рискнула воспользоваться такси в подобной ситуации. Современные убийцы не такие глупые. Она догадалась бы, что мы возьмем под наблюдение всю трассу и что ни один таксист не забудет, даже через месяц, такую долгую поездку с единственной пассажиркой. Кроме того, разве существует такси, которое может ехать со скоростью сто пятьдесят пять километров в час?
— Это правда, — признал полковник. — А ни у кого из них нет машины?
— У Шульца есть, — буркнул Зентек. — Я проверил в отделе регистрации автомобилей. Я думал об этом…
— Послушайте. — Заместитель подошел к нему и положил ему руку на плечо. — А если этот Шульц выехал ночью за ней и привез ее сюда. Она же могла выйти на любой станции, вскочить в его машину и приехать сюда на рассвете. А потом вернуться на перрон и сделать вид, что только что приехала из Закопане.
— Да, это нужно будет проверить. — Зентек записал что-то в блокноте, говоря громко: — Что делал Шульц ночью? — он поднял голову. — Не знаю, шеф, но я уверен, что тут все не так просто. Боюсь, что все их показания только подтвердят имеющееся у нас данные и окончательно очистят их от подозрений.
— Подумаем еще, — сказал полковник. — Во всяком случае существует возможность, что пан Хенрик Шульц выехал навстречу Марии Рудзинской, она пересела с поезда в его автомобиль и успела приехать в Варшаву так рано, чтобы успеть убить своего мужа и дать возможность Шульцу появиться на работе в шесть утра.
— Да, — согласился Зентек, — это версия номер один.
— А какая версия номер два?
— Версия номер два очень проста: самоубийство. У профессора
