посмотреть на кого-то другого. Я просто ее верну!
Притащу домой, и все будет как прежде.
Подумаешь, уехала, нашла другого. Она просто ошиблась! Она, наверно, устала, и ей захотелось отдохнуть. Ничего страшного. Ничего, ничего.
Я ее верну. Она только моя. Самая бесценная. Самая лучшая, самая идеальная.
Тимур все никак не мог прилететь из Египта или где он там зависал. Я забил на него. Как будто других способов нет. Я напряг старых знакомых, с которыми зарекался вообще иметь связь. Мне просто надо было узнать, где Ульяна и как с ней связаться. Я дергал общих друзей, чтобы пытались найти контакты.
Я погрузился во все это, чтобы просто сбежать от мысли, что Ульяне я реально не нужен был. Я что-то делал, с кем-то встречался, пил много, из-за этого не чувствуя вкуса сигарет, горло постоянно саднило, словно простуда никак не могла пройти.
Мне кажется, в своей одержимости я почти сошёл с ума.
До меня не могла достучаться сестрёнка. Она приезжала, я точно помнил. И что-то говорила, наверно, важное, но мне было плевать. Чувства сострадания к семье, которая видела, как я занимался самоубийством, я не ощущал. Мне просто надо было вернуть Ульяну, и тогда все наладится.
Но ни черта не налаживалось.
Мать приехала через неделю и потребовала:
— Прекрати пить!
Я поперхнулся текилой, которую хлестал из горла. Вскинул бровь.
— Я не хочу сейчас об этом говорить, — вяло отмахнулся я. — Просто оставь меня в покое. Как вернётся Ульяна, все обсудим.
Мать затряслась, как мне показалось, от ужаса, но на самом деле от гнева:
— Ты смеешь ещё мне говорить, что это дрянь вернётся? Та, которая опозорила всю семью, сбежала как последняя прошмандовка!
Я поморщился. Голова и так трещала как самовар, а тут ещё крики.
Вот говорю ж, не люблю истерик. А Ульяна всегда словами со мной говорила, не кричала. Она когда понимала, что может не сдержаться, писала мне письма и клала в карман пиджака. Иногда там такое было, что я придушить ее хотел, но потом понимал: Уля проступала правильно. Она писала мне, что ее задело и где больно, чтобы у меня было время решить проблему, а не заставляла экстренно принимать необдуманные решения.
— Не забывай, ты про мою жену говоришь, — поправил я мать, чтобы не наговорила лишнего, из-за чего потом и самой будет стыдно и уже неудобно.
— Знаешь что, мой мальчик… — мать выдохнула и нервно вытащила телефон из сумки.
Глава 20
— Ну что? — пьяно спросил я и бросил бутылку в раковину. Ничего не разбилось, но мать вздрогнула и пошла красными пятнами.
Мне было безразлично, что она думала про мою жену. На то она и жена, что важно лишь мнение мужа, а не всей родни. По мыслям моей матери в жены мне годилась сорокалетняя воспитанная вобла, чтобы меня усмирять. Только хрень вся в том, что зверя нельзя усмирить.
— То, что если ты не перестанешь пить и страдать по своей жене, я быстро определю тебя в лечебницу! — с вызовом ответила мать и что-то демонстративно стала искать в телефоне.
Я заржал.
Боже, неужели она думала, что мне восемь лет и я поддамся на ее угрозы. Они и в восемь на меня не особо действовали, а теперь уж…
— Мам, — отсмеявшись, сказал я. — Ты бы не мешала мне, хорошо? Езжай домой, по пути заскочи купи себе шубу, только не лезь в мою жизнь?
Я приблизился и обнял мать за плечи, мягко развернул к выходу и подтолкнул к двери. Мать что-то пыталась мне объяснить. Что-то кричала про то, что я себя не уважаю раз не понимаю простого: меня предали, променяли.
Я махнул рукой и закрыл дверь.
Через два дня, когда я почти готов был обратиться к ментам, появился Тимур, загорелый и довольный жизнью. Из последних сил я старался не набить ему морду, а просто сказал:
— Найди мне ее. У тебя есть связи. Есть друзья, которые занимаются этими делами. Найди мне мою жену.
Тимур вообще ни черта не понимал, но решительно взялся за дело, а я перестал пить. Вернулся к работе. И уволил треть коллектива. После проклятой Елены, когда я видел хоть малейшие нарушение субординации, то сразу вспоминал во что вылилась ее выходка и не жалел никого. Так же я не жалел заказчиков, которым раньше шёл на уступки. Что-то в момент, когда у меня все катилось к чертям ни одна сволочь не пошла навстречу. Вот и я не шёл.
Мне просто было плевать на всех. Потому что рядом со мной не было Ульяны.
Через три дня Тимур залетел ко мне в кабинет и с полностью темным лицом выдал:
— Моть, это трындец… — он дёрнулся к телефону, но у меня не было секретарши, чтобы принести кофе. Я вскинул бровь. — Слушай брат, хреново такое говорить, но Уля походу реально ушла. Не от тебя. А к…
Я швырнул в Тимура пепельницей, но промахнулся. Друг дёрнулся на кресле и заорал:
— Да я то тут причём! Она там с каким-то мужиком везде. У меня даже фотки есть! Я тебе на почту скину!
— Заткнись, — медленно произнёс я и в моих пальцах хрустнула авторучка. Я бросил ее остатки на пол и вышел из кабинета. Тимур шёл за мной, а в лифте продолжил:
— Ты не подумай, но она в порядке, но не одна, понимаешь. Я думал сначала телефон ее новый достать, но потом подумал зачем. Ты ведь точно говорить не будешь. А на старом она на мои звонки не отвечает. И в общем, брат, мне жаль…
Я дёрнулся к Тимуру и схватил его за пиджак, тряхнул как следует. И повторил:
— Заткнись.
Мой мир разрушался. Рассыпался как замок из песка. Волна злости поднималась внутри.
Я не мог понять почему Ульяна со мной так поступила. Почему она просто сбежала. Она же могла уйти. Могла спокойно со мной развестись без вот этого всего.
— Моть… — тихо сказал Тимур, когда мы вышли из лифта. — Я наверно доки на развод подготовлю.
— И в жопу себе их засунешь, — рявкнул я на весь холл и вышел из офиса на улицу. Закурил, вдыхая вместе с дымом пропитанный смогом города воздух.
Уля… моя надежда, мой самый главный грех, сокровище, и предала…
Мои чувства застыли во времени. Остановились именно на этой ноте ненависти ко всем окружающим. Мне было плевать на то, что обо мне подумают. Как отреагируют на мой характер. Если
