почти ребенок. И никому нет никакого дела…
И для закрепления эффекта печально вздохнул.
Глаза Клары полыхнули огнём.
Люся и Нюра возмущённо загомонили. В общем, если бы не Жоржик, который хоть и был тоже подвыпимши, но голову не терял, пошли бы наши комсомолки громить село прямо сейчас.
А так, путём долгих переговоров и убеждений карательная экспедиция была перенесена на завтра.
Ну, как говорится, что смог, то и сделал. За ночь у Анфисы ничего произойти не должно (если опять топиться не удумает), а завтра или агитбригадовки на селе шороху наведут, или я Еноха перевоспитаю и к общественно-полезному труду приобщу.
К перевоспитанию я решил приступить прямо сейчас. Было хоть и поздно, но всё равно все просыпались только к обеду, так что вполне отосплюсь утром.
Перво-наперво что я сделал, так это сходил к Жоржику и одолжил у него топор. Сказал, что нужно щепы подрубить, а то очаг в доме старый, затухает постоянно.
Затем зашел в мою избу (где я ночевал). За время моего отсутствия здесь не изменилось ничего. Поделившись с Барсиком куском рыбы, я положил доску на припечек и задумчиво посмотрел на неё, прикидывая — вдоль или поперёк. Моя интуиция молчала, опыта тоже в таких делах не было, поэтому решил спросить совета:
— Барсик, как ты думаешь, рубануть по доске вдоль или поперёк?
Барсик промолчал, ему было некогда, он торопливо, с утробным урчанием, не жуя, глотал куски жареной рыбы, злобно сверкая жёлтыми глазами.
— Хотя можно и по диагонали попробовать, — предположил я, — Что скажешь?
Так как Барсик опять проигнорировал мой вопрос, я решил таки рубить горизонтально и замахнулся.
— Ты что творишь, человек⁈ — Енох возник моментально, мерцая, словно проблесковый маячок на автомобиле ГАИ, когда они едут в час пик на обед. — Не смей!
— Енох? — изумился я, — а ты не улетел разве?
— Я же говорил. что привязан к доске, — фыркнул призрак и добавил, — топор положи.
— Да не вопрос, — сказал я, положил топор на пол и поднёс зажжённую лучину к доске, — огнём, так оно всяко верней будет.
— Нет! — заверещал Енох так, что аж Барсик испугался и шмыгнул под печь, бросив недоеденную рыбу.
— Ну вот зачем ты шумишь? — упрекнул призрака я, — Барсика вон напугал. Нехорошо животных обижать.
— Ты хочешь меня уничтожить… — дрожащим голосом прошипел Енох с опаской глядя на горящую лучину у меня в руке.
— А зачем ты нужен? — удивился я, — толку от тебя всё равно нету, помогать мне ты не желаешь, хотя я вот тебе помогал. Ты же только вредишь мне.
— Но я…
— Кроме того ты бессердечный и эгоистичный, — продолжил я, — девушка вон попала в беду, а ты помочь ей не захотел…
— Эта женщина сама во всем виновата и вполне заслужила свою участь! — сердито воскликнул Енох, — если в обычаях предков не положено девице к парню в постель до замужества прыгать — значит и не надо прыгать! Традиции веками создавались и под каждой традицией есть основание и опыт поколений предков!
— Ага, а в Европе, например, была такая традиция красивых женщин на кострах сжигать, — мрачно усмехнулся я.
— В Писании так сказано, — огрызнулся Енох, — таков был наказ Моисея!*
— Ну ладно, пусть так, — примирительно сказал я, — в теологических диспутах я не силён, но Анфисе помочь надо было. Тем более здесь суть не в Анфисе, а в том, что это была моя просьба. А ты мне отказал. И я обиделся. А свою обиду я могу отпустить только так. У нас говорят — «огнём и мечом». Меча у меня нет, есть топор, но ты топором не хочешь. Значит остается огонь…
— Погоди… — начал опять призрак.
— Нет, надоело, — отмахнулся я и подул на лучину, так как мне показалось, что огонек стал меньше.
— Слушай, Генка, — льстиво прошелестел Енох, — не жги только, а я тебе помогу. Я много чего знаю…
— Я тоже много чего знаю, — отмахнулся я, — например, третий закон термодинамики. Вот ты его знаешь?
Судя по растерянному мерцанию, с энтропией у Еноха явно были нелады.
— Ну вот видишь, — удовлетворённо констатировал я, — и ты ещё чему-то собираешься меня учить.
— Я обучу тебя алхимии! — замерцал Енох, — ты сможешь покорить мир!
— Ой, да я химию почти всю вторую четверть в восьмом «А» заменял, — рассмеялся я, — когда Мензурка ногу сломала. Это училка химии у них. А так-то её Элеонора Петровна зовут. Так что это я тебя могу обучить, Енох. Вот, к примеру, у тебя с окислительно-восстановительными реакциями как?
Енох, видимо, совсем расстроился, и даже мерцать перестал. И на вопрос не ответил.
Барсик, успокоенный, вылез из-под печи и вернулся к недоеденной рыбе. Где-то в углу трещал сверчок. За окном слышался тихий говорок, вроде как Гришки Караулова, который убедительно уговаривал кого-то впустить его.
У меня глаза уже начали слипаться.
Я зевнул и поднёс лучину к доске.
— Стой! — опять завизжал Енох.
И опять Барсик пулей метнулся под печь.
— Вот ты гад! — сказал ему я, — ты зачем мне кота всё время пугаешь?
— Не губи-и-и-и-и, — заныл Енох.
— Аргументируй, — опять зевнул я.
— Что? — не понял Енох.
— Какой мне прок тебя оставлять? — спросил я, — чтобы ты выпускал моих петухов и лишал меня ужина? Будил по утрам, потому что тебе скучно и поболтать охота? Пугал моего кота? Зачем?
— Я буду тебе помогать!
— Чем? Я тебя просил помочь сегодня. Ты отказался и подвёл меня. Я не смог выручить девушку в беде. Из-за тебя, между прочим! А она понадеялась.
— Генка, ну давай так, — примирительно предложил Енох, — я же тоже не могу на побегушках все время быть. Давай договоримся — я тебе помогаю в день два раза?
— Пять, — зевнул я.
— Три, — начал торговаться призрак.
— Четыре! — пошел на уступку я.
— Два, — обнаглел призрак.
— Шесть! — сказал последнее слово я и для аргументации поднёс лучину поближе к доске.
— Генка, шесть не смогу, — заканючил призрак, — у меня сил осталось не так и много, давай остановимся на трёх?
— Ладно, — кивнул я, — но, если я узнаю, что ты обманул меня — твоя доска сгорит очень быстро. Обещаю.
— Я правду сказал! — замерцал Енох.
— Итак, сегодняшний день прошел, и ты не выполнил ни одну мою просьбу, — мстительно напомнил я.
— Говори, что надо, — вздохнул Енох.
— Я тебе говорил уже, — проворчал я.
— Но сейчас все люди разошлись, спят уже, как я узнаю? — задал вполне логичный вопрос Енох.
— Я это разве меня должно волновать? — удивился я.
— Злой ты, — проворчал Енох.
— Разве помочь девушке в беде — это зло? — хмыкнул я. — так что вперёд, действуй!
— Но я не могу далеко отходить от деревяшки, — злорадно напомнил Енох.
— Давай я привяжу деревяшку к Барсику, ты внушишь ему куда идти, и вы сходите и все разведаете? — предложил я.
— А ты не боишься, что Барсик уйдёт туда, где ты его никогда не найдешь? — захохотал Енох, — и меня тоже?
Ну и вот что с ним делать? Я вздохнул, работы по перевоспитанию предстояло ой как много.
— Нет, не боюсь, — сказал я, — Барсик видел, что у меня есть ещё кусок рыбы. Теперь, он, пока всё не съест — никуда надолго от меня не уйдёт. Так что даже не надейся.
Ночь тиха… едва колышет, ветер темные листы…** — эти строчки из школьной программы по русской литературе неотрывно крутились у меня в голове, пока мы с Енохом тихо шли по селу. Тихо — потому что собаки при любом постороннем звуке начинали неистово лаять. Стоило одной собачонке тявкнуть, как через полсекунды весь конец улицы заливался собачьей многоголосицей.
Еноху было хорошо, призрак, перемещается бесшумно. А вот мне приходилось ухищряться, чтобы не шуметь, да ещё полы плаща норовили за что-нибудь зацепиться и приходилось их постоянно одёргивать. Назло, ночь была хоть и звёздная, но месяц висел молодой, так что темно было, как в желудке афроамериканца, если можно так толерантно выразиться. И холодно так, что я всё равно замёрз.
Так как узнать, кто именно вымазал ворота Анфисы дёгтем уже было невозможно, я решил слегка подкорректировать свой план. Ну, во-первых, дёгтя у меня не было и где его взять, я не знал. Мазать ворота дерьмом было некуртуазно, всё-таки мы хоть и местная, но богема. Плюс — оно воняет. Негигиенично, в общем. Да и бессмысленно, если пойдёт дождь. Во-вторых, я банально не знал, чьи конкретно ворота надо мазать. Поэтому нашел следующий выход.
Вместо дёгтя взял известь,
