Дал заключительные на сегодня врачебные рекомендации: Вильгельма поднимать и кормить только завтра. Описал вкратце стол № 1 по Певзнеру. Не велел поднимать тяжести в ближайшие два месяца. Содрал денег, пообещал навещать, и горделиво удалился. Русские идут!
Зашел в Софийский собор. Недавно узнал, что собор – это наличие в хозяйстве мощей святых. А нет их в заводе – это просто церковь.
Протоиерей уже все пересчитал, записал и упаковал в мешочки, которые сложил в изрядный по величине сидор. Взял в руки учетную бересту. Рубли, золотые динары, серебряные дирхемы, причем иностранных денег даже больше, чем русских. В поход к Черному морю и в Азию надо арабских, привычных для местного населения монет, понабрать побольше, потому что как будут брать наши рубли, еще неизвестно.
Вскинул мешок на плечо, отказался от сопровождающих, и бодро зашагал в сторону дома. Вдруг увидел стоящую ко мне спиной Забаву, ласково беседующую с двумя парнями.
От невероятной и нехарактерной для меня ревности вскипела кровь в жилах. Я тут пытаюсь заработать на жизнь из последних сил, а она с неведомыми мужиками веселится! Молодцев просто поубиваю, жену буду держать в черном теле до конца жизни! Не брошу ни за что! Не дождется она этого никогда! Не дам вести разгульную и порочную жизнь.
Навострил уши с усиленным волхвом слухом. Зазвучал хриплый мужской голос.
– Ты, девка, не вздумай отчудить чего: попытаться убечь, или начать орать – свернем башку, как куренку!
– Ой боюсь, боюсь, дядечки, – куражилась моя радость.
Вздохнул с облегчением – богатырка просто забавлялась. Близилась расправа, примерно, как над медведем. Но если хоть один гаденыш схватится за нож убью сразу обоих. Милосердного и гуманного суда не будет, незачем им жить тварям!
Наконец супруге эта игра надоела. Она ухватила насильников за воротники, подняла их, как котят, и от души так столкнула лбами, что аж хруст пошел! От впечатлений и невиданной женской заботы мужики сомлели, глазенки закатились. Хорошо, что еще не завыли, как попавший под раздачу к Забаве мишка косолапый.
Моя радость заметила меня, налетела ураганом, стала обнимать и целовать.
– Я тут тебя невесть сколько жду! А ты пропал и не появляешься. На вече женщин не пускают, издалека твое пение слушала. Потом вижу, в собор зашел. Махом вышел, пошел к князю. Думала, тоже быстро выйдешь. А тебя нет и нет. Отошла ненадолго, вот опять жду. А тут эти уроды подошли, стали ласки требовать, позабавили.
Вот почему она мне не показалась, когда я с немецким купцом за причиндалами для операции ходил – отошла куда-то недалече.
Рассказал ей, где пропадал.
– И ты живого человека резал, и кишки из него вынимал?
– Деваться было некуда, иначе помер бы паренек.
– Какой ты бесстрашный! Я бы враз сомлела.
Только я взялся гордиться своим невиданным бесстрашием, Забава ухватила меня нежными ручками и легко, как ребенка, закинула себе на плечи вместе с мешком. От такой отцовской ласки за последние пятьдесят лет успел отвыкнуть, и от общего бесстрашия ухватился за ее шею двумя руками.
Сидор, от жадности, все-таки не бросил, и он стукнул игрунью-жену по груди.
– Давай мешочек, а то еще уронишь, – ласково попросила радость моей жизни. Выпустил из ослабевшей ручищи большой кошель с изрядным для себя облегчением, и уцепился покрепче.
Давно я такого страха не испытывал! Как бедные дети этого не боятся? Еще просятся на ручки!
На любителей ласки, которых хотел освидетельствовать на предмет наличия жизни, даже и не взглянул. Самому бы тут уцелеть! Забавушка перешла на ровный и очень быстрый бег. Прежние заботы меня окончательно покинули.
Глава 7
У калитки ставшего уже родным дома, толклись несколько баб под вдумчивым руководством Доброславы. В регистратуру она их на всякий случай не пускала – придет хозяин или не придет, будет льготное лечение или не будет – кто ж его знает. А тут следи за вами, нищебродками.
За свои мифические права боролась только одна богато одетая бабища с прислугой. Судя по имиджу – из очень зажиточных купчих.
– Мы тут деньги будем платить, а твой лекаришка шляется где-то! Наши мужья давно уж с вече вернулись, а этого где носит?
Доброслава уже любовалась, с открытым от изумления ртом, на подход кавалерии из-за бугра ей в помощь – меня верхом на Забаве. Разинули рты и остальные женщины.
Одна склочная купчиха опять стала орать.
– Да что же такое деется! Мужики уже нам на шеи сели, и поехали!
Конечно, когда вы на нас залезаете и злобно погоняете, это гораздо привычнее.
Жена по-прежнему легко ссадила меня на землю. Правда, пришлось небольшой мешочек весом килограммов на шестнадцать, пудовый – как сейчас бы назвали, поставить на землю, чтобы своего захудалого мужичка не зашибить ненароком.
– Так, заткнулась и пошла вон отсюда! Никто тебя здесь лечить за гроши не будет! – внятно высказался я крикунье.
Она, не ожидавшая отпора, просто опешила, и стала озираться в поисках поддержки. Помощью и не пахло.
Женщины просто всей кучей отошли в сторону, не желая участвовать в явно лишней для них разборке. Прислуга решительно исчезла. Возглавил побег отважный охранник, который отлично понимал, что для разборки с богатыркой нужно быть богатырем. А он им, видимо, не являлся.
Тогда купчиха решила воздействовать на поганца-ведуна авторитетом супруга.
– А ты знаешь, кто мой муж?
– Не знаю и знать не хочу! Но я сегодня провел много времени с князем и его женой, и думаю, что даже за убийство какой-то из незначительных купеческих подстилок, с меня особенно и не взыщется, – самое большее, – незначительная вира.
– А наши бояре, что они скажут?
– Знатные люди у меня лечатся через день. А ты, поганка, ко мне больше не ходи, не приму ни за какие деньги!
Забава деловито спросила:
– Покалечить или сразу, без лишней возни, убить?
Купчиха взвизгнула, и унеслась вслед за прислугой.
– Этих шестерых приму после обеда, других в очередь не сажай, – обозначил я задачу Доброславе – завтра приема не будет, у меня дела. Женщинам сказал:
– Работаю для жен простого люда: ремесленников, грузчиков, матросов, ушкуйников. Денег за день работы с десятью бабами с этого имею, как другие ведуны с одного больного.
– А чего же бояре только к тебе ходят? – пискнула одна из пациенток.
– Ходят и к другим. Ко мне идут, если уж ведуны все трое не берутся, не осиливают.
Вздох изумления пронесся над клиентками. Пора пресекать глупые домыслы, что меньше всех берет самый худший. Это просто благодеяние с моей стороны – вот какую мысль