за постройкой двух землянок: одной, побольше, для себя, и другой, вполовину меньше, для семьи Валтеров. Одну из лошадей обменяли в деревне на корову, получив еще в придачу двух поросят. Нужно было раздобыть косу и в оврагах, не так сильно заросших кустарником, накосить скотине сена на всю долгую зиму; Пока остальные косили и сушили сено, Эрнест с Карлом пилили бревна для будущего дома и между делом изготовляли кое-какую мебель: сухие еловые чурки для сиденья, стол из отесанных кольев. Заниматься посевом и огородом уже не было смысла, поэтому к очистке земли приступили позже, покончив со всем остальным. Обработку строительного материала и распиловку досок отложили на зиму, а бревна свезли в одно место. Теперь новоселы раздобыли мотыги, лопаты, топоры и принялись за самую главную работу. Когда выходит такой отряд работников, где мужчины вырубают кусты, корчуют пни и выкапывают корни, а женщины убирают и зачищают все, площадь поля растет на глазах. Вот уже очищено поле для картофеля, и можно посмотреть, где будущей весной сеять овес и просо и где еще можно расчистить кусок земли под сенокос. В воскресенье к новоселам мимоходом завернул сам Бренгулис, но он исчез так же быстро, как появился, ибо здесь даже в воскресенье звенели мотыги и из горящих костров навстречу гостям черными клубами валил горький дым. Нет, здесь нечего было надеяться на дешевую рабочую силу: эти не уймутся раньше, чем победят лес и на месте пожарища появится волнующаяся нива.
Когда в степи началась уборка хлеба, капитан Зитар с обоими старшими сыновьями отправился туда и две недели косил у крестьян пшеницу. Они заработали хлеба на всю зиму. А Янка с женщинами в это время собирал хмель, которым в лесу заросли все кустарники. Повесив на шею большие мешки, сборщики хмеля бродили по тайге и полными горстями обрывали пышные гроздья. Дома их сушили — часть на солнце, но больше всего в особой сушилке, устроенной капитаном. Хмель, ягоды черемухи и позже калина — вот все богатство тайги, единственный источник дохода беженцев и самые лучшие продукты для обмена. За них зимой в степных деревнях можно получить все необходимое. Сбор хмеля и ягод был значительно легче и лучше оплачивался, чем работа у Бренгулиса. Ободранные до крови пальцы, изъеденные мошкарой лица, чувство усталости после лазанья по кустам и горам — все это были мелочи по сравнению с тем, что они приобретали, — спокойную, обеспеченную зиму и вновь проснувшееся чувство собственного достоинства, которое в дни нужды так часто попиралось.
2
Лето и осень для жителей землянок прошли быстро. Одна работа следовала за другой. Но наконец и здесь наступил день, когда новосел смог отложить мотыгу и разогнуть спину в ожидании первых морозов. В Бренгулях почти каждую неделю собирались сходки, но их обычно посещал только старый Зитар. Сыновья его месяцами не выходили из лесу, и до осени их видели только раза два ближайшие соседи. Они даже не познакомились с земляками, живущими в тайге. Почему они держались так обособленно? Была ли это гордость? Нет, у каждого из них имелись на это причины.
Карл после стычки с Бренгулисом не желал лишний раз привлекать внимания старосты к своей особе, так как Бренгулис представлял в селе колчаковские власти и находился в хороших отношениях с волостным и уездным начальством. Для человека, которого преследуют, лучше, если его не замечают и забывают о его существовании. Вот он и укрывался в лесу.
Мысли Янки были далеко, у высоких гор; его не интересовало, будет или не будет существовать колония, ничего его здесь не волновало. Он навеки останется для всех чужим. Чем более он станет уединяться, тем сильнее его мысли будут стремиться на запад, в долину Казанды.
А Эрнест? Ведь его ум не пленяли далекие миражи. Почему же он никуда не ходил? Может быть, он не хотел нарушать солидарности семьи? Все дело в том, что у него имелась карта гор, а в горах лежало золото. Он каждую свободную минуту смотрел на карту, искал на ней ближайшие прииски и изучал, каким путем туда пройти. Он никому об этом не рассказывал. Только однажды немного проболтался. Это случилось поздней осенью, когда все три сына Зитара вышли на охоту — Карл с винтовкой, а Эрнест и Янка с одной старой берданкой. Они пользовались ею по очереди. Скитаясь по тайге, братья подошли к горе, которая закрывала от обитателей гари западный край горизонта. Здесь они набрели на стаю куропаток и, преследуя ее, достигли вершины горы. Взорам охотников открылась широкая и прекрасная панорама: на юг и на запад волнообразно уходила голубая тайга, а вдали возвышались снежные вершины гор — там была китайская граница, дикая, неисследованная область Горного Алтая.
— Вы видите вон ту вершину, похожую на верблюжий горб? — воскликнул Янка, и глаза его заблестели. — Ведь это же Казанда!
— Казанда? — Карл равнодушно взглянул на запад. — Ну и что же?
— Мы там ночевали, когда ехали сюда. Там находится хутор Ниедры, — покраснев, объяснил Янка.
— Сколько верст до нее? — спросил Эрнест.
— Верст девяносто, а то и все сто, — ответил Янка.
— А сколько верст может быть до той горы? — продолжал Эрнест, указывая на одинокую громаду, совершенно обособленно поднимавшуюся посреди тайги. Вершина ее была совсем белой от снега, а ниже все кручи заросли густым лесом. То, что гора стояла отдельно от других и ее массив высоко возносился над темной, словно прижавшейся к земле тайгой, выгодно выделяло ее на фоне этого величественного пейзажа. Братья определили, что до нее будет примерно верст шестьдесят или даже немного меньше: гора была так ясно видна и обманчиво близка, что, казалось, можно различить отдельные кущи деревьев на ее кручах.
— Значит, это Тамалга, — задумчиво произнес Эрнест. — Там золото. Кругом много речек, и во всех золото.
Отдохнув на вершине, братья вернулись в долину, на гарь. После этого Янка и Эрнест стали ходить на охоту поодиночке. Но все равно, была ли это стайка птиц, белка или куница, — их следы неизменно приводили охотников на вершину горы, находившейся на другом конце горелого леса. Здесь они отдыхали и подолгу любовались величественным видом. Взволнованный до глубины души, Янка, глядя на запад, шептал имя одной девушки, а Эрнест жадным взглядом впивался в юго-восток, где, словно исполинский золотой чурбан, сверкал в лучах, осеннего солнца горный массив Тамалги.
Однажды они встретились там, наверху, и оба смутились, словно застигнутые на месте преступления. Но каких-либо подозрений по отношению друг к другу у них
